Мухи - Максим Кабир

В кулинарии жужжали кондиционеры, прилавки ломились от яств.

Проголодавшаяся Саша сглотнула слюну.

– Попробуйте запеканку, не пожалеете.

Она нагребла полный пакет еды. Фигура фигурой, но отметить новоселье – дело святое. В соседнем магазине купила квас, средство от комаров, эвкалиптовую жвачку и пачку тонких сигарет.

Рома шел по пятам.

Саша двинулась за гараж и гривастую иву.

– Куришь?

– Не. Я ж спортсмен.

– Говорил, историк. – Она прищурилась; дым попал в глаза.

– Одно другому не мешает.

– Пловец или баскетболист?

– Шахматы с третьего класса.

Она усмехнулась.

– Шестое место на районном чемпионате.

Самоирония засчитывалась как плюсик. К очаровательной улыбке и ненавязчивой манере общения.

Они поболтали об учебе, Сашу насмешили рассказы Ромы о преподавателях. Он здорово пародировал заикающегося декана.

– Я провожу, – сказал парень, когда она попыталась забрать свои пакеты. – Мне несложно.

И они пошли назад к дому, возвышающемуся в степи. Говорил в основном Рома. Описывал посвящение в студенты, археологическую практику.

Тень трехэтажного здания клином ложилась на луг. Окна казались запавшими глазами, а ризалит – орлиным носом. Подъездный портал будто бы всасывал в свою пасть тропу.

Темные пятна ползли по гипсовым фруктам, по шрамам и щербинкам.

– Тут двое детей, пацан и девчонка, муху хоронили в гробике из морковки.

Рома хохотнул:

– Своя атмосфера, да? Это тети Насти дети, из шестой квартиры. Вообще у вас соседи нормальные, спокойные.

Он передал Саше пакеты.

– Рад знакомству.

– Взаимно.

Саша пошла к фиолетовой двери.

«Он пялится на мою задницу», – подумала и удержалась, чтобы не поправить шорты.

– А как твоя фамилия? – спросил Рома.

– Алексина.

– Пока, Алексина.

Поднимаясь мимо чугунных лоз, печных заслонок, лепных карнизов, Саша Алексина улыбалась.

5

Сумерки

У их звонка была отвратительная лающая трель. Квартира неуловимо изменилась, словно стала еще больше. Вечерние тени не скрадывали пространство, а напротив, странно отдаляли стены. В коридоре клубилась темнота, а кухонный свет почти не выплескивался за порожек.

Саша, прислонясь лопатками к холодильнику, прихлебывала квас. Мама доставала расспросами: что за мальчик, где живет, что у него за семья. Снова строили планы, поглощая вкуснейшую запеканку, отбивные и салаты.

В какой-то момент, посмотрев в коридор, Саша обнаружила, что дверь чулана открыта.

Дверное полотно в летней кухне дяди Альберта вечно закрывалось само собой, если его не подпереть.

– Добавки?

– Боже упаси. Я сейчас лопну.

– Ты слишком худенькая.

– Жирная, как свинья.

Дядя Альберт называл ее ласково «худышечка». А маму «Танчик».

«Какой же он был классный», – затосковала Саша.

С состраданием взглянула на маму. Каково это – лишиться любимого мужчины, знать, что он никогда не погладит тебя, не обнимет во сне, не приголубит?

Что он истлел в деревянном обшитом атласом коробе.

Не проходной мальчишка, не Лешка, а именно тот самый, твой-твой-твой мужчина…

Саша помогла маме вымыть посуду и пошла через тенистый коридор, через гостиную, на балкон.

Он походил на корабельную корму, с изогнувшимися под острым углом перилами.

Стульев определенно не хватало. Сидеть, свесив ступни между прутьями, курить – когда мама будет на дежурствах, – выпуская колечки.

Корма целилась в болотце, истончившееся и высохшее русло Змийки. Высоченные стебли качались над лужами, звенели в сгущающихся сумерках насекомые.

«Интересно, – подумала Саша, – если кинуть туда, в гущу камыша, связанную ведьму, комары за ночь высосут всю ее кровь? Пять литров отборной ведьмовской крови»…

Прошлым летом они ходили в поход, и Сашины ноги подверглись массированной атаке комарья. Икры опухли и жутко свербели, вынуждая хныкать. А Леша, вместо того чтобы утешить, заявил при всех, что задолбался терпеть ее капризы. Он и до того говорил ей разные гадости, мол, не хочет ограничиваться одной девушкой, дескать, парень должен иметь много любовниц, а не одну…

«Его бы тоже туда, в камыш», – сказала Шура.

«На часок», – неожиданно согласилась Александра Вадимовна. В гостиной мама включила телевизор. Заиграла тревожная музыка.

Саша вышла с балкона. Шкаф, трюмо, телевизор на тумбе, все было отодвинуто от стен, чтобы не мешать завтрашней поклейке обоев. Но казалось, что вокруг мебели метры и метры пустоты. Люстра источала тусклый желтый свет, не способный истребить полумрак.

У старых квартир свой характер и свои причуды.

На экране молоденький Джонни Депп проваливался в водяной матрас, лился фонтанами клюквенный сироп.

«Кошмар на улице Вязов». Девятилетняя Сашка наткнулась на этот фильм, клацая каналы. Родителей не было дома, она сидела на корточках перед телевизором, словно ее примагнитили, порывалась утопить кнопку пульта, врубить мультики…

Но наблюдала исподлобья, как Фредди потрошит людей. Он ее напугал до дрожи – маньяк с обожженной физиономией и смертоносной клешней. Ее первый ужастик, коих было множество потом, но ни одна «Пила», ни один «Астрал» не внушили ей такого страха.

С потолка сочилась кровь.

Не эта ли смесь страха и восторга побуждала Сашу читать о мрачных готических замках, лабораториях, где побулькивали реторты, галереях и осенних парках?

Ксеня вовсе не читала книг, удивлялась, зачем подруга засоряет мозги.

– Это же так нудно!

– С каких пор ты увлекаешься ужасами? – спросила Саша расположившуюся на диване маму.

Та улыбнулась:

– Дрянь полнейшая. Но ностальгия… Я его в видеосалоне смотрела с мальчиком. Студенческая любовь!

– Красивый?

– Как Аполлон!

– Целовались с ним?

– Чтоб не было страшно, – призналась мама, смеясь.

На экране Нэнси сходила по деревянной лестнице ниже и ниже, в подсвеченную оранжевыми лампами котельную.

Пока она воевала с Крюгером, Саша застелила постель, надела домашнюю футболку и завалилась в кровать. Пружины подстроились под ее спину, узнали хозяйку. Саша потянулась, зевнула. Снова представила, где будут висеть полки, где – храниться конспекты. Настольная лампа, девичьи побрякушки, плюшевые звери добавят уют, растопят черствое сердце квартиры.