Последняя книжная вечеринка - Карен Дюкесс

Фрэнни взглянул вверх на бесконечное светло-голубое небо.

– Не очень-то сегодня пляжный день, – сказал он.

– Я люблю бывать на море в такие дни.

– Я тоже. Составить тебе компанию?

И он предложил мне оставить велосипед на обочине дороги, чтобы мы могли пройтись пешком вместе. После пары минут взаимного молчания я спросила Фрэнни, почему он решил стать художником. Кажется, он был немало удивлен этим вопросом.

– Я всегда им был, это моя суть.

Так я узнала, что он учился в художественном колледже в Чикаго, но при этом терпеть его не мог, потому что «там была одна теория и никакого веселья».

– Правда? Очень похоже на некоторые пары по литературе в Брауне, – сказала я. – Текст, подтекст, теория литературы, мы как будто не книги читаем, а лягушек препарируем.

– И, заметь, все умом, а не сердцем!

– Именно, – сказала я. – После этого я стала, кажется, еще неувереннее в себе. И стала относиться к себе строже, чем раньше.

– Вот потому я и ушел из художественного колледжа, – сказал Фрэнни.

– Просто взял и ушел?

– Ага. Это было для меня очень легко, потому что было идеальным решением.

Мне никогда не приходило в голову, что проблема могла быть в моем университете, а не во мне.

Последние несколько лет Фрэнни провел в Нью-Орлеане и Санта-Фе, работая в ресторанах и барах, так что ему хватало времени рисовать и фотографировать. А на лето он вернулся на восток Америки, чтобы понять, что делать дальше.

– Наверное, двину в Мэн, – сказал он, пока мы шли мимо болота, где росла клюква, по тропинке, ведущей к молодежному общежитию. Отсюда виднелись песчаные дюны у моря, открытое ветру пространство, особенно прекрасное тем, что там совсем не было людей.

Фрэнни остановился на верхней точке утеса, не дойдя до общежития – представительного белого здания, в котором одно время располагался пост береговой охраны. Он рассказал мне о том, что мечтает расписать всю стену этого здания, ту, которая обращена к морю.

– Я мысленно вижу здесь портреты великих рыбаков, возможно, китобоев. Грубые мазки в темных тонах, напоминающих о шторме.

То, что он говорил, звучало не как расплывчатая фантазия художника, а как заявление о том, что это здание станет его холстом, словно бы, если он захочет, чтобы это случилось, оно случится.

Фрэнни пребывал в таком согласии с собой, что меня это невольно поразило тогда. Я подумала обо всех тех историях, которые я начинала, но забрасывала, считая их недостаточно удачными. И даже закончив рассказ, я никому не давала его читать, опасаясь критики и того, что с его публикацией обнажится другая часть меня – злая, язвительная, нуждающаяся в тепле. Словом, все то, что я так хорошо научилась скрывать.

– Разве одно лишь это место не вдохновляет? – спросил Фрэнни. – Ты могла бы написать тысячи историй о том, что здесь происходило или произойдет.

Когда мы спускались вниз к парковке, я поведала ему о рассказе, который написала в средней школе. Рассказ был о девочке, которая шла вдоль высоких песчаных дюн Лонгнук-Бич и нечаянно свалилась в секретное жилище некого таинственного мальчика, которое находилось внутри дюны.

Я рассказывала по старой памяти, очень старой:

– Она с удивлением рассматривает его убежище, в котором, как ни странно, есть стол и стул, и он, хозяин жилища, рассказывает ей о том, что построил его вопреки законам физики, укрепив полость в песке с помощью деревянных досок. Они долго разговаривают, но вдруг слышат шум, который становится все громче и громче.

– И что же это было? – спросил Фрэнни.

– Это была Волна.

Фрэнни приподнял брови, ожидая продолжения.

– Это все, – ответила я на его взгляд. – Именно так звучало последнее предложение того рассказа. Их просто смыло. Да, ужасно, знаю, – сказала я. – Мой рассказ тогда выиграл приз, и я должна была прочитать его перед всей параллелью в седьмом классе. Надо мной потом смеялись еще много недель, подходили в столовой и шептали: «Это была Волна! » С тех пор, опасаясь такого внимания и насмешек, я ничего не писала на протяжении нескольких лет.

Фрэнни рассмеялся:

– А мне кажется, что эта классная история.

На парковке было пусто. Тяжелый и влажный воздух вместе с дымкой прижимали нас к земле, а неизменный шум океана становился все громче, пока мы шли по тропе между невысокими дюнами. Все это еще раз напомнило мне о том, какой непредсказуемой и противоречивой могла быть местная погода – в заливе могло быть спокойно, а здесь мог вовсю дуть шквалистый ветер. Зато весь пляж был к нашим услугам. Ветер действительно был крепким, и море все еще не успокоилось после недавнего шторма. Волны, кажется, бились во все стороны, пытаясь окончательно разворошить берег. Мы оставили обувь в начале тропы, ведущей к воде, и подошли ближе. В морской пене болтался буек ловушки для лобстеров. Видеть его так близко к берегу было весьма неожиданно, видимо, его прибило сюда штормом. Фрэнни посмотрел на буек, потом на меня, а потом, издав вопль, побежал в воду. Я стояла на мокром песке и смотрела, как он прыгает по мелководью, словно маленький ребенок. Каждый раз, когда он приближался к буйку, тот скрывался под водой, и Фрэнни озадаченно озирался вокруг.

– Вон он! – крикнула я, когда он снова появился над водой. – Вон там!

Он попрыгал к нему, подзывая меня.

– Иди сюда! – кричал он.

Меня миллион раз предупреждали, как опасно течение, даже на мелководье. Но Фрэнни было так весело, и, не давая себе времени передумать, я вбежала в пенящуюся воду и стала продираться сквозь встречные волны, пока не оказалась рядом с ним. А он все пытался схватить буек. Преследуя буек, мы столкнулись и повалились в воду. Фрэнни улыбнулся и ударил по воде ладонью так, что окатил мои лицо и плечи. Я вскрикнула, зачерпнула в горсть воды и бросила в него – в его и без того уже намокшую футболку. Он совсем не удивился тому, что я пошла за ним, как будто подобные импульсивные поступки были мне свойственны.