Лебединая песнь - Роберт Маккаммон

Наконец Сестра Жуть оттолкнулась. Напрягшиеся мышцы плеч заныли, локоть был готов подломиться. Но когда она стала сползать обратно в дыру, ей удалось поставить на край ямы колено, потом другое. Волдыри на руках и ногах лопнули с легким звуком. Сестра по-крабьи вскарабкалась на выступ и легла животом на пол туннеля. Она тяжело дышала, голова кружилась, руки опять нащупали и сжали сумку.

«Вставай, – подумала она. – Шевелись, ты, мешок с костями, или умрешь здесь».

Она поднялась, держа перед собой сумку, словно щит, и пошла, спотыкаясь в темноте. Ноги были как деревянные чурки. Несколько раз она падала, зацепившись за обломки и сорванные провода. Но останавливалась лишь затем, чтобы перевести дух и переждать боль, а потом опять выпрямлялась и шла дальше.

Сестра Жуть натолкнулась на лестницу и стала взбираться по ней, но проход оказался забит кабелями, обломками бетона и кусками труб. Она вернулась в туннель и отправилась искать другой выход. По дороге воздух в некоторых местах был раскален и нечем было дышать, и она делала несколько быстрых неглубоких вдохов, чтобы не потерять сознание.

Она ощупью шла по туннелю, наталкиваясь на завалы. Ей приходилось менять направление, она обнаруживала другие лестницы, которые вели наверх, к заблокированным площадкам или к люкам, крышки которых нельзя было поднять. Мысли ее метались, как звери в клетке.

«Шаг за шагом, – говорила она себе. – Шаг, а потом еще один, и ты дойдешь туда, куда тебе нужно».

Волдыри на лице, руках и ногах полопались от движения. Она останавливалась и присаживалась передохнуть, в легких свистело от тяжелого воздуха. Не было слышно ни шума подземки или автомобилей, ни криков горящих грешников.

«Там случилось что-то страшное, – подумала она. – Не Царствие Божие, не второе пришествие – но что-то страшное».

Сестра Жуть заставила себя идти дальше. Шаг за шагом. Один шаг, потом другой.

Она нашла еще одну лестницу и поглядела наверх. На высоте около двадцати футов, на лестничной клетке, виднелся полумесяц сумрачного света. Она карабкалась, пока не поднялась настолько, что коснулась крышки люка, на два дюйма сдвинутой той же ударной волной, которая сотрясла туннель. Женщина просунула пальцы между железом и бетоном и сдвинула крышку с места.

Свет был бурый, как засохшая кровь, и такой мутный, словно просачивался сквозь несколько слоев толстой марли. И все же Сестре Жуть пришлось щуриться, прежде чем глаза к нему привыкли.

Она смотрела на небо – на небо, какого раньше никогда не видела. Над Манхэттеном клубились грязно-коричневые облака, из них вырывались вспышки голубых молний. Горячий горький ветер с силой бил ей в лицо, едва не отрывая от лестницы. В отдалении гремели раскаты грома, но такого грома Сестра Жуть в жизни не слышала: будто кувалдой молотили по железу. Ветер выл на разные голоса и, врываясь в люк, толкал ее вниз. Но она напряглась, одолела последние две ступени и вместе с сумкой выползла наружу.

Ветер швырнул Сестре Жуть в лицо облака пыли, и на несколько секунд она ослепла. Когда перед глазами прояснилось, она увидела, что вылезла из туннеля куда-то вроде свалки.

Вокруг нее высились раздавленные остовы легковых автомобилей, такси и грузовиков, некоторые сплавились воедино, образовав причудливые скульптурные композиции из металла. Покрышки на нескольких машинах еще дымились, а на других расплылись черными лужами. В мостовых зияли разверстые щели до пяти-шести футов шириной, из многих вырывались клубы пара или струи воды, похожие на действующие гейзеры. Сестра Жуть изумленно огляделась, щурясь от пыльного ветра. Кое-где земля провалилась, кое-где вздымались горы из обломков, миниатюрные Эвересты из металла, камней и стекла. Между ними гудели и метались, гуляли среди руин воздушные потоки. Многие здания были разломаны на части, обнажились металлические скелеты, искореженные и разорванные, точно они были соломенными.

Густой дым полз от горящих зданий и куч обломков и колыхался в порывах ветра, а из черных глубин плотных облаков к земле устремлялись молнии. Сестра Жуть не видела солнца, даже не могла сказать, где оно может находиться, за каким из клубившихся в небе облаков. Она поискала Эмпайр-стейт-билдинг, но небоскребов вообще не было. Все верхние этажи, по-видимому, были снесены, хотя из-за дыма и пыли она все равно не могла бы увидеть, стоит ли это здание. Теперь Манхэттен превратился в перекопанную свалку отходов, холм обломков и дымящиеся расщелины.

«Суд Божий, – подумала она. – Бог поразил город зла, смел всех грешников навечно в адское пламя! »

Внутри у нее зародился безумный хохот, и, когда она подняла лицо к грязным облакам, по щекам хлынула жидкость из полопавшихся волдырей.

Молния ударила в искореженный каркас ближнего здания, и в воздухе в безумном танце заметались искры. Вдалеке, над вершиной огромной горы обломков, Сестра Жуть увидела столб смерча. Еще один закручивался справа. А выше, в облаках, подпрыгивали огненно-красные шаровые молнии, похожие на горящие мячики в руках жонглера.

«Все пропало и разрушено, – подумала она. – Конец света. Хвала Богу! Хвала благословенному Иисусу! Конец света, и все грешники горят в…»

Она хлопнула себя руками по голове и вскрикнула. Что-то в ее мозгу разбилось, как зеркало в комнате смеха, которое служило только для того, чтобы отражать искаженный мир. И когда осколки осыпались, проявились иные образы: она увидела себя молодой, гораздо более симпатичной. Она толкала тележку вдоль торгового ряда. Пригородный кирпичный домик с зеленым двориком и припаркованным грузовичком. Городок с главной улицей и статуей на площади. Лица, некоторые смутно различимые, другие едва знакомые. Затем голубые вспышки молний, и дождь, и демон в желтом плаще наклоняется и говорит: «Дайте ее мне, леди. Дайте ее мне скорее…»

«Все пропало и разрушено. Суд Божий! Хвала Иисусу! » – «Дайте ее мне скорее…» – «Нет. Нет! »

«Все пропало, все разрушено! – вспомнив, подумала она. – Грешники горят в аду! Нет! Нет! Нет! »

Сестра Жуть зарыдала, потому что все вокруг лежало в огне и руинах. И в этот миг до нее дошло, что Создатель не может уничтожить свое творение одной спичкой, как неразумное дитя в порыве гнева. Это не был ни Судный день, ни Царствие Божие, ни второе пришествие. То, что произошло, не могло иметь ничего общего с Богом. Это явно было злобное уничтожение без смысла, без цели, без разума.