Господин мертвец. Том 1

Страница 8

– Это угроза, – сказал лейтенант гораздо тише, но достаточно уверенно. – Вы пытаетесь запугать меня своими мертвецкими фокусами. Может, это хороший трюк на ярмарке, но я не барышня, а фронтовой офицер и мертвецов видел больше, чем…

– Нет, лейтенант, это не угроза, – аккуратно прервал его Дирк, наблюдая за тем, как глаза собеседника наполняются тревогой, как чернилами. – Это напоминание о том, что не стоит ссориться с мертвецами. Мы в большинстве своем спокойный народ. Горячая кровь располагает к поспешности и разного рода глупостям, но в нас она не течет. Мы созданы для войны и не любим, когда к нам относятся неподобающим образом. Мы не претендуем на то, чтобы называться людьми. Мы не станем хлебать с вами из одного котелка. В конце концов, мы давно мертвы, и это правда. И, верите ли, мои ребята с куда большим удовольствием спали бы сейчас под зеленой травкой, слушая разглагольствования о том, какую жертву они принесли ради своего Отечества. Но мы глотаем фландрийскую грязь наравне с вами. В этом мире нас держат только силы нашего тоттмейстера. И если кто-то намеренно старается нас обидеть… Рано или поздно у него это получается.

Лейтенант не ответил. Он еще раз посмотрел на изувеченную лопатку, сплюнул себе под ноги и отшвырнул бесполезный инструмент в сторону.

– Шевелитесь быстрее, унтер, – сухо сказал он, без всякой надобности поправляя шлем. – Если вы, конечно, собираетесь воевать, а не показывать балаганные фокусы целый день.

В штабной блиндаж они вошли в прежнем порядке – лейтенант впереди, Дирк сзади. Это оказалось достаточно просторное помещение, заглубленное метра на четыре, с осыпавшейся, но недавно подновленной земляной лестницей. Свидетельства того, что его только недавно начали вновь обживать, были очевидны. Кисло пахло плесенью – за месяцы запустения вода пробралась внутрь, и тут было сыро, как в старом погребе. Дирк мог только посочувствовать штабным офицерам двести четырнадцатого полка. Он сам не боялся холода или ревматизма, но для обычного человека постоянное пребывание в подобном помещении должно быть довольно неприятно, а то и чревато «траншейной лихорадкой».

Обстановка оказалась вполне рабочей. Сбитые из досок столы, гудящие электрические лампы над ними, крепкий запах табака, карты на стенах. Среди обилия офицеров можно было и запутаться, слишком уж многих вместил в себе гостеприимный штабной блиндаж.

Но оберста фон Мердера можно было узнать в группе штабных офицеров, даже не глядя на погоны. Синий мундир с эполетами и красным обшлагом сидел на нем безукоризненно, с той особой элегантностью, которая вырабатывается лишь долгой службой, и ничем кроме. Щурясь, чтобы привыкнуть к здешнему освещению, резкому и желтоватому, Дирк подумал о том, что на любом оберсте мундир сидит как влитой. И вряд ли от того, что его подгоняет по фигуре хороший портной, – скорее это фигура с годами меняется, подстраиваясь под каждую складку мундира. Если так, у оберста фон Мердера должен был уйти не один год для того, чтоб его не очень выдающийся, но ощутимый живот заполнил необходимый объем.

Лицо Дирку было незнакомо: немного отечное, с крупными чертами, свойственными дородным людям, оно хранило невозмутимое и величественное выражение, как у каменного льва, лежащего на ступенях какого-нибудь важного и большого здания. В густой ухоженной бороде в изобилии встречалась седина, а то, что еще не успело поседеть, было рыжеватым от табака. Глаза – пронзительные, острые, внимательные. Такие не шарят слепо по сторонами, а перескакивают с одной важной вещи на другую, и всякая вещь, оказавшаяся под таким взглядом, словно бы делается меньше в размерах.

И в самом деле, оберст. Такой выглядел бы оберстом даже в мундире рядового, слишком уж выдает стать и манера держать себя. Движения тяжелые, веские, просчитанные, ни одного лишнего шага, ни единого ненужного жеста. Не человек, а живое олицетворение стратегического потенциала, даже воздух в окружении которого должен делаться густым и пропитанным флюидами мощи германской армии.

Если бы оберст фон Мердер носил монокль, то был бы живой карикатурой на германских штабных офицеров – такой, какие обычно печатают в «Панче» и прочих английских газетах. Но оберст фон Мердер не носил монокля, обладая, по всей видимости, отличным зрением.

Когда Дирк вошел в блиндаж следом за лейтенантом, оберст изучал одну из карт, водя по ней невидимые линии коротким огрызком карандаша.

– Да? – спросил он требовательно, поднимая от стола голову. – Лейтенант! Вы привели командира роты? Давайте его немедленно сюда! Сюда его!

Сопровождающий Дирка пехотный лейтенант вытянулся по стойке «смирно», демонстрируя отлично сложенную фигуру, хоть и порядком отощавшую на траншейных харчах.

– Извините, господин оберст. Ротный хауптман еще не прибыл. Я привел старшего офицера, командира одного из взводов.

Оберст быстро нашел Дирка взглядом. Даже среди обилия штабных офицеров это было несложно – Дирк единственный из присутствующих носил не синий пехотный мундир, а серый, хоть и с унтер-офицерской галунной обшивкой. Там, где у обычного офицера на погонах располагался номер, указывающий на положение полка в дивизии, у Дирка было пусто, а сами погоны отличались глухим серым цветом.

– Унтер-офицер второго взвода штурмовой роты «Веселые Висельники». – Дирк вытянулся во весь рост и едва не задел головой качающуюся лампу. – Триста второй батальон Чумного Легиона. Временно замещаю командира роты, тоттмейстера Бергера.

Оберст уставился на него так, точно увидел перед собой француза в полном боевом облачении – и с извивающейся лягушкой во рту. Тишина, упавшая вслед за произнесенными словами, походила на тишину, которая обычно следует после разорвавшегося неподалеку тяжелого фугаса. Зловещая тишина, от которой воздух становится горячим и тяжелым, которая облепляет все живое и душит его.

Тяжелый и основательный взгляд оберста фон Мердера уперся в Дирка, едва не провертев в нем приличную дыру, и удивленно застыл, как бы наткнувшись на непонятное и досадное препятствие.

– Вы сказали «Чумной Легион», унтер?

– Так точно, господин оберст.

– Невероятно… – пробормотал оберст фон Мердер, зачем-то оглядываясь. – Господа, как вам это нравится? Что же это, издеваются они над нами? Унтер, вы хотите сказать, что нам прислали мертвецов?

– Так точно, господин оберст.

– Это ни в какие ворота… – забормотал фон Мердер, сердито глядя на Дирка. – Они там рехнулись у себя в штабе, вот что… За каким дьяволом нам нужны мертвецы? А? Чего молчите? Я сам этих мертвецов отгружать могу! Вагонами! Двести с лишком человек за вчерашний день. Первосортные! Не угодно ли?

Читать похожие на «Господин мертвец. Том 1» книги

Заплутавший во время зимней вьюги фермер находит в лесу нечто, похожее на труп человека и сообщает об этом в милицию. Оперативный сотрудник уголовного розыска Алексей Артемов выезжает на место происшествия, но не обнаруживает ни трупа, ни следов, указывающих о совершенном преступлении. Сыщик оказывается перед трудной дилеммой — было ли здесь совершено убийство, или же все это пригрезилось умирающему от холода фермеру. Несмотря на скепсис своих коллег, он продолжает целенаправленно искать

На Амруме, маленьком северном острове, найден мертвым директор детского дома. Местная полиция предполагает естественную причину смерти, но вскрытие показало, что он был убит. Главный инспектор Лена Лоренцен удивлена, что ее начальник Варнке передает это дело именно ей, ведь ранее он вывел ее из состава специальной комиссии по расследованиям и подал прошение о понижении ее в должности. Лена, родившаяся и выросшая на Амруме и покинувшая остров четырнадцать лет назад, вынуждена окунуться в

Гримберт, маркграф Туринский, многими недоброжелателями прозванный Пауком, с детства отличался склонностями к политическим интригам, мнил себя талантливым манипулятором, всегда достигающим поставленной цели. В какой-то момент он сделал роковую ошибку, сам сделавшись целью заговора, и этот момент перечеркнул все, что у него было. Больше нет ни титула, ни почёта, ни уважения, к которому он привык. Есть только потрепанный рыцарский доспех, пара устаревших пушек и малопочетное ремесло раубриттера.

Судьба не очень ласково обошлась с маркграфом Гримбертом, прозванным недругами Туринским Пауком. Погрязший в паутине интриг, он в какой-то миг утратил осторожность – и очень об этом пожалел. Подвергнутый императорской опале, оклеветанный, низложенный, Гримберт потерял всё, что прежде имел и чем дорожил. Свои фамильные владения, цветущую Туринскую марку. Свой рыцарский доспех, блистательный «Золотой Тур», исполинскую боевую машину, равной которой не было в восточных землях. Титул, вассалов,

Сильный повелевает слабым – так устроен мир. Бесправный крестьянин трепещет перед жадным бароном. Барон дрожит перед всесильным герцогом. Герцог заискивает перед императором. И даже император не чувствует себя в безопасности, ведь где-то высоко, сквозь выжженное радиацией небо, вниз посматривает Господь со своими ангелами… И неважно, что барон носит моторизированную экзо-броню, а герцог латает слабую плоть генетическими снадобьями. Главный закон мира всегда неизменен. Сильный будет повелевать

Конец XIX века, время непростое. Сознание Андрея Степанова не вселяется ни в императора, ни в цесаревича, ни в великого князя, ни даже в захудалого графа. А вселяется оно в обычного молодого человека, который даже не дворянин, а неудавшийся юрист, да еще купеческого рода. «Вселенец» не спецназовец, не снайпер, не владеет единоборствами, песен про поручиков и кавалергардов «сочинять» не хочет. Дед его – купец первой гильдии, но отказал всем от дома, и к нему еще предстоит найти подход. По

Фландрия, 1919 год. Оказавшаяся на пороге поражения в самой страшной войне человеческой истории Германия все еще отказывается капитулировать. Больше нет надежды на танки и дирижабли, бесполезны дальнобойные орудия и подводные лодки. Единственный ресурс в распоряжении армии, который, кажется, еще способен отсрочить неизбежное, – это мертвецы. «Кайзерские консервы», «Некрозные марионетки», «Гнилье в форме». Один раз уже отдавшие жизни за свою страну. Возвращенные к жизни против воли фронтовыми

Тиффани Болен и не думала танцевать – но ноги сами понесли её в пляс! Холодной осенней ночью она станцевала на лесной поляне танец, приветствующий наступление зимы… и обратила на себя внимание Зимовея. Он – снега, льды и лютая стужа. Он – стихия, вдруг влюбившаяся в смертную девушку. И теперь Зимовей дарит Тиффани ледяные розы, создает в её честь снежинки и айсберги, пишет её имя инеем на стёклах. Ради неё он хочет сам сделаться человеком. И готов преподнести возлюбленной королевский подарок –

Юношу из бедной мещанской семьи принимают в магическую академию Великого княжества Пронского. Рядом с другими кадетами, потомственными магами из семей родовитых дворян или богатых купцов, его простое происхождение становится еще более очевидным. Но природная смекалка Петра Птахина в сочетании с его храбростью и предприимчивостью изменяют отношение к нему как сокурсников, так и преподавателей. А двухмесячная магическая практика, завершающая каждый год обучения в академии, и вовсе делает его

Открылся магический талант и впереди ждет магическая академия и светлое будущее? В теории – да. А вот на практике в сословном обществе, во многом аналогичном России второй половины XIX века, все не так радужно. Да и занятия в академии такие, что основная задача – просто выжить. А ведь хочется еще и жить нормально. Так что герою – мальчику из простой семьи – придется покрутиться. И кое-что у него получается…