Женщина в клетке, или Так продолжаться не может - Юлия Шилова

«Бойся своих желаний, потому что они могут исполниться слишком поздно. Они могут исполниться в тот момент, когда это тебе уже не будет нужно. Бойся своих желаний…» Слова моей тетки часто звучали в моей голове, и я ловила себя на мысли о том, что сейчас еще пока не поздно. Не поздно… Сейчас наши отношения находятся на самом пике. И еще пока не поздно. Пока я очень сильно этого хочу и очень сильно об этом мечтаю.

Зачастую в нашей жизни не всем нашим желаниям суждено сбыться. Не всем… Не своевременно и не запоздало.

Тома, немедленно возьми себя в руки, шепотом сказала я себе и что было силы сжала кулаки. Любить – это еще не значит обладать. Чувства – это не торг. Говорят, что настоящая любовь проявляется именно тогда, когда человек любит и ничего не просит взамен. Значит, я должна просто любить… Просто любить…

ГЛАВА 3

Когда Жан вышел из ванны, я была уже совершенна спокойна и смотрела на него глазами, в которых уже не было слез.

– Такой ты мне нравишься больше, – одобрительно сказал он и принялся одеваться.

– Извини. Сама не знаю, что на меня нашло. – Я попыталась хоть как-то оправдать свое состояние и даже смогла улыбнуться, несмотря на то что моя улыбка получилась неестественной и была похожа на оскал.

Несмотря на жуткую грязь, нам все же удалось погулять у Кремля без резиновых сапог. Жан обнимал меня за плечи и, не обращая внимания на с любопытством разглядывающих нас многочисленных строителей и рабочих, с присущей ему одержимостью фотографировал все достопримечательности, которые встречались нам на пути: Кремль, мечеть, резиденцию Президента, храм и памятник зодчим Казанского кремля.

– Тебе здесь нравится? ! – я старалась перекричать шум работающей техники.

– Красиво! – как ни в чем не бывало отвечал мой француз, стараясь обходить грязь.

Ближе к вечеру мы погуляли на казанском «Арбате» и поехали ко мне домой, потому что Жан просто изнывал от любопытства посмотреть мою квартиру.

– Ты живешь не на улице Чернышевского? – с иронией спросил он сразу, как только мы сели в машину.

– Нет. Я живу на улице Горького, – деловито ответила я и даже не подумала улыбнуться.

– Тома, а почему ты не захотела, чтобы я остановился у тебя? – Жан задал вопрос, от которого мне стало почему-то не по себе.

– Наверно, по той же причине, по которой ты не захотел, чтобы я остановилась в твоем доме в Париже.

– В моем доме в Париже живет моя семья.

– И что?

– А то, что не стоит задавать глупые вопросы. Ты же сама знаешь, что это невозможно. Я живу не один, а в своей казанской квартире ты живешь одна. Ты же сама рассказывала мне о том, как она досталась тебе от бабушки. Твоя мать живет в другом месте.

– Жан, я действительно живу одна, но не думаю, что тебе было бы у меня намного лучше, чем в гостинице. У меня очень любопытные соседи. Зачем нам ненужные слухи?

– Ты хочешь сказать, что это нехорошо, когда к тебе в гости приезжает иностранец?

– В принципе ничего плохого в этом нет, времена сейчас совсем другие, не такие, как были раньше, но все же нас призывают поддерживать отечественного производителя.

– Ты о чем? – не понял меня француз.

– Да так, о своем, о девичьем.

Я жила в небольшой двухкомнатной квартире, которая досталась мне в наследство от моей обожаемой бабушки. Вот уже пять лет, как моя бабушка покинула этот мир, и при воспоминаниях о ее нежной и трепетной любви на моих глазах появляются слезы. Ее портрет висит на стене и освещает своей лучезарной улыбкой самую большую комнату. С тех пор, как бабушки не стало, я всегда горюю и ощущаю, как же сильно мне ее не хватает. Из моей жизни исчезла надежная опора, добрые и нужные мне слова, чрезмерная любовь и даже незабываемые пельмени, которые она всегда лепила вручную. Моя бабушка никогда не боялась старости. Она вообще никогда и ничего не боялась. Все, что происходило с ней при жизни, она всегда воспринимала как нормальный закономерный процесс. Бог даст – и я доживу до старости, я смогу ее встретить совершенно спокойно и даже достойно – так, как встретила ее моя бабушка, с высоко поднятой головой и дерзкой, открытой улыбкой на лице. Я хотела бы очень походить на нее. А еще… Еще я бы хотела, чтобы мои дети и внуки боготворили бы меня так же, как мою бабушку боготворит наша семья. Когда она была рядом, я часто забывала сказать ей о том, что безумно ее люблю. А однажды я собралась и захотела сказать ей слишком много, но не успела. Не успела… Она умерла.

По ночам, когда мне особенно одиноко, я люблю перебирать ее фотографии. Я смотрю на молодую и изящную девушку, которая потом стала моей бабушкой, и прижимаю фотографию к щеке, вытирая выступившие слезы. Для меня она никогда не была старой. Для меня она навсегда останется настоящей красавицей, которая кружила головы многочисленным поклонникам и дарила всем, кто ее знал, блаженную и счастливую улыбку.

– Проходи, – немного взволнованно произнесла я и открыла входную дверь. – Только у меня здесь небольшой беспорядок. Не обращай внимания.

На самом деле я тщательно убрала свою квартиру, начистила до блеска паркет, вытерла пыль и перемыла все фарфоровые статуэтки. Я знала, что Жан обязательно захочет посмотреть мое жилище, и жутко переживала, что оно может ему не понравиться.

– У тебя идеальный порядок, – тут же успокоил меня мой француз и улыбнулся. Мне показалось, что он догадывается о моих переживаниях. – А у тебя очень мило.

– Спасибо. Я люблю свою квартиру. Когда была жива бабушка, я любила бывать у нее. Вечерами она садилась напротив меня, включала приглушенный свет, легкую, манящую музыку и на вот этом круглом столе раскладывала карты.

– Я вспомнил. Когда мы с тобой познакомились, ты очень много мне про нее рассказывала. Ты говорила мне, что она была гадалкой.

– Она была не просто гадалкой. Она считала себя колдуньей. В этот дом всегда приходили люди. Бабушка предсказывала их жизнь по картам, прогнозировала события, снимала порчу, возвращала любимых и даже наказывала обидчиков. И, конечно же, она много гадала. По картам и на кофейной гуще. Она никогда не давала никаких объявлений в газетах и вообще отрицательно относилась к рекламе. Люди рассказывали о ней друг другу, приводили своих родных и близких, писали ей письма и даже приезжали из других городов. Бабушка никогда не была одна. В этот дом всегда шли люди.