Последний Ковчег - Татьяна Богатырёва

– Тише ты. Ну что как маленький, на людях… Послушай. Дай мне подумать. Пойдем.

Пока Старый Том умывался и собирал вещи, он бубнил себе под нос, сыпал проклятиями. Получалось не злобно, скорее его низкий голос переполняла досада, а еще – тревога. Дуг терпеливо ждал в углу комнатки.

Том долго молчал, до самой развилки, где слева начиналась череда семейных кают, а справа – общая казарма, в которой жил Том. Дуг ждал. Он уже понял, что Том не откажет.

– Конечно, обменяться работой можно. Было бы с кем и на что менять. Это все не так работает, как ты себе воображаешь, и поверь мне, мальчик, за все надо платить. И чаще всего это дорого, дороже настолько, что игра свеч не стоит, понимаешь меня? – Он вздохнул. – А ведь из тебя бы вышел отличный помощник. Мы все думали, что ты пойдешь мне в помощь, я заранее договорился, ради твоего отца…

Дуг пожал плечами. Теперь, когда он вырос, они с Томом почти сравнялись по росту. Старик не отводил взгляд.

– Иди к матери. Вечером зайду, попытаемся что-то сделать.

Где-то за стенами Ковчега бурлил Мировой океан, огромная масса очень холодной воды.

* * *

Мамина кожа обгорела от химикатов, не на всем теле, только на тех участках, что оставались открытыми и беззащитными перед ядовитыми парами прачечной: руки – как будто мама носила тонкие пунцовые перчатки, щеки – как будто мамино лицо всегда покрывал нездоровый румянец.

Дуг ее очень любил, помогал как мог, и почти всегда оказывалось, что толком ничем не мог помочь. Про его идею обменяться работой мама ничего не знала. Конечно, со временем (если все получится и Дуг сможет все это провернуть) она так или иначе узна? ет. Но пока так. Мама готовила его к стажировке в котельной, ушивала провалявшуюся в шкафу долгие десять лет форму отца.

Мама волновалась не только о Дуге, о Саше, например, тоже. Саша росла без матери и продолжить работу вырастившего ее отца физически не могла – на трубопровод девочек не берут. А значит, у Саши был выбор – пойти на ту стажировку, где больше всего нуждались в новых руках. Новые руки нужны были в прачечной, это раз. В помощь ослепшей дряхлой бабушке Агате, это два. Все это было решено и объявлено на последней Проверке.

Мама боялась, что Саша выберет работу в прачечной, чтобы быть ближе к ней и Дугу, боялась не без оснований, потому что Саша, скорее всего, так и поступит, это понимали все – и Дуг, и мама, и Сашин отец. Дуг уже даже успел поссориться с Сашей по этому поводу, вернее ссоры как таковой не было – Саша так упрямо отказывалась обсуждать грядущую стажировку, что было понятно и без слов: она уже все решила. Дуг пробовал спорить, потом плюнул. Пришел вечером домой в каюту и бросил в сердцах, ни к кому конкретно не обращаясь: «Кто придумал эти дурацкие правила! »

Ясно кто – Капитан много-много лет назад. Об этом нельзя было говорить вслух, тем более выказывать недовольство. Мама сразу набросилась на Дуга: везде есть глаза и уши, даже в закрытой изнутри каюте, и все так или иначе всплывет на следующей Проверке.

Правила, какими бы невыполнимыми и неудобными они ни казались, выполнялись безотступно. Даже если они годами дискредитировали себя, их надо было соблюдать. После Восстания, когда много здоровых работников погибло, с работой началась еще большая несуразица и путаница, но менять правила – никто не смел о таком и помыслить!

Дуг знал, что правила нерушимы даже для тех, кто живет наверху. И что даже там не смеют от них отступать. Столько, сколько плыл Ковчег, то есть всегда, деторождение строго контролировалось, дабы сохранить баланс, не допуская ни перенаселения, ни вымирания колонии. Если душ на Корабле становилось слишком мало, нужно было зачать нового человека, и никто не спрашивал твоего на то согласия. Если слишком много – такого ни разу еще, сколько помнил себя Дуг, не случалось – наверняка бы они решили эту задачу. Даже думать противно, как.

При этом у каждого – от мала до велика – на Ковчеге была своя функция и своя роль. С появлением новых людей роли передавались от матери к дочери, к сыну – от отца. Исключения и накладки возникали, но решались они только через Проверки, и зачастую решения эти были абсурдны и практически невыполнимы. Деньгами на Ковчеге не пользовались. Дуг знал о том, что такое товарно-денежные отношения, только из рассказов Учительницы, извращенных бесконечными восхвалениями мудрости Капитана. И от матери немного знал. Только после Восстания и гибели отца она вообще боялась что-либо говорить и рассказывать о прошлой жизни – жизни до Корабля – даже ему, Дугу. Мама только раз осмелилась на отчаянный шаг – пойти против Проверок и выбить их семье отдельную каюту. За что и расплачивалась до сих пор изъеденной кожей и испорченными легкими.

Дугу полагалось после окончания обучения занять рабочее место отца. Все новые люди, окончив общую учебу в четырнадцать лет, уходили на стажировку, теперь уже обучаясь предписанному Ковчегом делу на практике – у своих матерей и отцов. Дуга ждала котельная. Или прачечный отсек на долгие-долгие годы, до самого Прибытия Корабля, если его поколению удастся застать Прибытие.

Любое отклонение от устава, любая махинация, недомолвка или ложь всегда разоблачались в ходе Проверок. В зависимости от тяжести преступления выносился приговор, в самых страшных случаях после наказаний выходило предписание о зачатии новых людей. Это значило, что провинившийся в ходе Проверок был уничтожен.

Потому сейчас Дуг молчал и старался по возможности следить за своим языком. Мама не должна знать, что он твердо решил сделать все, чтобы обменяться работой.

Он долго думал об этом, не один год. Со страхом ждал выпуска из класса Учительницы, потому что одно дело думать о том, что ему предстоит совершить в будущем, и другое – подойти к этому будущему вплотную, когда оно уже стало настоящим и происходит прямо сейчас.

Он старался никогда, ни при каких условиях не предаваться страху. Единственное, что помогало в минуты, когда он оставался наедине с самим собой, – это подсчеты всего хорошего, что можно было заметить вокруг. Первое – будь отец жив, он совершенно точно одобрил бы выбор сына. Он бы гордился, что Дуг все делает правильно, пусть это и идет вразрез с другими правилами – проклятыми правилами Проверок, Устава и всего Ковчега, зато по честным, «правильным» правилам совести и долга, – тут вот как раз Дуг им и следует.