Мы умели верить - Ребекка Маккай

Перед тем, как бросить колледж, Клэр говорила об изучении массовых коммуникаций. В средней школе она ходила по субботам в «Музыкальную шкатулку» и просиживала там три фильма подряд. Под конец выпускного класса у нее появился парень, который хотел быть сценаристом, и Клэр намеревалась снимать фильмы. Фионе тот парень совсем не понравился – длинные ногти, бегающий взгляд – хотя с годами он бы, конечно, взялся за ум! Насколько лучшим вариантом он мог оказаться по сравнению с Куртом Пирсом.

На момент, когда Курт вошел в магазин Фионы и сказал ей, что собирается заняться помощью голодающим в городе и им не помешает держать связь, она уже несколько лет не общалась ни с ним, ни с Сесилией. После этого он периодически приглашал ее на разные мероприятия, хотя соглашалась она нечасто. И она понятия не имела, что все это время он боролся с наркозависимостью и крал деньги у Сесилии, и даже у некоторых благотворительных организаций, с которыми так самозабвенно работал. Она не знала, что Сесилия дала ему последний шанс, а потом еще один, прежде чем полностью отказалась от него. Все это открылось только после того, как она познакомила его с дочерью, после того, как он испоганил ей жизнь.

Когда над улицей пролетал самолет, съемки приостановили. Фиона вспомнила, как Джулиан Эймс однажды сказал ей, что он лучше будет голодать, играя в живом театре до конца своих дней, чем получать миллионы в кино. Он сказал, что киношная работа отупляет. Джулиан оплачивал жилье, работая в той закусочной с синими стенами на Бродвее, в той самой, где Терренс усадил Фиону и сказал, что Нико болен. Джулиан в тот день не работал – она бы запомнила, если бы он был за стойкой, когда она разревелась, хватая одну салфетку за другой – но в ее воображении он стоял у кассы. Его рука навсегда застыла на коробке для чаевых. Его глаза навсегда пересекла темная прядь волос.

Актриса снова сыграла свою сцену, а Фиона снова просканировала толпу.

Она подумала, что нужно вернуться к Сержу, дать ему знать, что с ней все в порядке. И начала выбираться обратно, протискиваясь сквозь толпу, когда почувствовала, как кто-то касается ее затылка. Она развернулась и увидела, что ей улыбается высокий мужчина. Похоже, он рассчитывал, что она должна узнать его, но она не узнавала.

– Я знал, что встречу вас, – сказал он театральным шепотом и добавил, видя ее смущение: – Джейк. Из самолета.

– Оу! – она отступила назад. – Приятно видеть вас, Джейк.

Он казался трезвым, но его борода и волосы, как и дубовый запах одежды, наводили на мысль, что он провел прошлую ночь под деревом.

Ее вдруг охватила злость. Если законы вероятности были готовы подбросить ей случайную встречу на парижских улицах, почему это должен быть ее сосед из самолета? Это как молния, бьющая в цель лишь однажды.

– Я просто бродил, – сказал он. – Мое дело ждет до вечера.

– Ваше дело.

Он что-то говорил об этом в самолете?

Она подумала, что эта встреча не такая уж случайная. Фиона говорила ему, где будет жить, а этот остров такой маленький. Она поискала глазами Сержа, но тот исчез. Она махнула Джейку рукой, приглашая следовать за собой, и они выбрались на боковую улицу – достаточно далеко, чтобы разговаривать в полный голос, но не настолько далеко, чтобы люди, в случае чего, не услышали ее крика.

– Так с вами все окей? – спросила она.

– Что? А, ну да. Ага. Нет, они нашли все мое добро в О‘Харе [66 - O’Hare – крупнейший аэропорт Чикаго, штат Иллинойс. ]. Уже выслали мне.

– Вот так просто?

Он пожал плечами.

– У меня бумажник-бумеранг. Я терял его раз двенадцать. И каждый раз кто-то его возвращает.

– Это… невероятно.

– Не так уж. Это такой четкий моральный тест для людей. Они видят бумажник и типа такие: «Хороший я человек или плохой? » Люди хотят верить, что они хорошие. Те же люди, которые вынесут что угодно с работы, да? Но бумажник они возвращают, у них от этого легчает на душе.

Он был прав. Но как он не боялся? Не боялся разбрасывать свои вещи по всей планете и верить, что они к нему вернутся.

– Этот фильм – улет! – сказал он.

– Ты пришел сюда ради фильма, Джейк? – она не скрывала сарказма.

– Нет, – сказал он. – Я искал тебя. Не в смысле… не подумай чего плохого. Извини. Я хотел спросить кое-что.

Не будь он таким привлекательным, она бы уже убежала. Она бы схватила за руку первого встречного и сказала: «Это мой муж! » Но она просто стояла, запрокинув голову, чтобы видеть его лицо, и ждала.

– Я был ужасно зол на себя, – сказал он, – когда мы сошли с самолета и я ничего у тебя не спросил про Ричарда Кампо. Типа… не хочу показаться навязчивым, но я бы точно мог что-то с ним сделать. Я бы так легко зажег его своей идеей.

Фиона подняла руку, останавливая его.

– Похоже, я что-то пропустила, – сказала она.

– Извини. Не помню, что именно я говорил. Я пишу про культуру, в основном для туристических журналов. Читаете National Geographic? У меня там вышел материал прошлым летом, об этом… фестивале танцев майя в Гватемале.

– Окей.

Все вставало на свои места: пилот, уволенный за… пьянство? Или он сам решил, что такая жизнь не для него, что есть и получше способы повидать мир?

– Он дает тонны интервью, – сказала она. – Не знаю, значит ли это, что он согласится с большей легкостью или наоборот.

– Это будет на самом деле не об искусстве, вот в чем дело. Это будет о жизни здесь, ну, знаете, типа взгляд художника-экспата на город. Или можно об искусстве. Я не знаю, как он захочет.

Почему она вообще решила помочь ему? Может, здесь сработал тот же принцип, что и с бумажником – ей хотелось чувствовать себя хорошей. Может, дело было в его прекрасных глазах. А может, она просто растерялась. Она достала из сумочки телефон и сказала:

– Могу дать номер его пиарщика.

Под пиарщиком она имела в виду Сержа.