Смертельный лабиринт - Андрей Добров

– Черт с ней, – буркнул голос.

– Нет, – возразил Галер тихо. – Остаться тут одному? Ты сошел с ума.

Наконец Луизе удалось толкнуть ногу статуи. Она слегка повернулась в облаке пыли.

– Попробуйте еще! – крикнул доктор.

Девушка старалась – била башмачком, почти свесившись со статуи. Наконец рычаг был повернут до конца. Снизу снова послышался рокот, и пол мелко затрясся.

– Что мне делать? – крикнула Луиза весело, обнаружив, что статуя поворачивается.

– Не знаю!

– Прекрасно! Урок езды на кентаврах!

Она засмеялась – весело и заливисто.

Федор Никитич сморщился – ему не нравился этот смех. Злость снова возвращалась. Инстинктивно он коснулся кончиками пальцев кармана, в котором лежал флакон с настойкой.

Статуя повернулась и замерла, открыв проход в следующий зал. От поднявшейся пыли начал чихать и доктор Галер. Но он успел заметить, что Луиза собирается слезать с крупа кентавра, и закричал:

– Нет! Оставайтесь там!

– Почему? – удивилась девушка.

Доктор указал в открывшийся проход.

– Смотрите! Там, у стены!

В проходе лежала большая, позеленевшая от времени медная стрела.

– Ловушка не перед статуей! Она где-то на пути к проходу, возможно прямо в нем. Погодите!

Он взял мешок и сумку девушки, примерился и мягко бросил их на пол перед собой. Ничего не произошло. Девушка внимательно следила за ним сверху. Галер засмотрелся на ее открывшуюся тонкую щиколотку и изящный ботинок с высокой шнуровкой.

– Куда вы смотрите? – спросила Луиза.

Доктор спохватился, шагнул к мешкам и снова бросил их на пол, стараясь оставаться сбоку. Снова – ничего. Так он добрался почти до прохода. Прижавшись к стене у самого угла, он переместил мешки на первую плитку коридора. И тут же раздался глухой звук – Галер оглянулся, но не успел заметить момент, когда большая медная стрела выметнулась из отверстия в барельефе. Пролетев у самого носа доктора, она со звоном ударилась в стену, запиравшую проход, и упала на пол. Снова послышался рокот, и преграда отошла в сторону.

– Ага! – крикнул доктор. – Вот как это действует! Стрела должна ударить в стену. Но если на ее пути окажется человек…

– Все понятно, – сказала девушка, соскальзывая со статуи и не переставая смеяться.

Они перепрыгнули через плитку-западню и посмотрели в следующий зал.

– Ого! – сказала Луиза. – Неожиданно.

Девушка посторонилась, и доктор увидел новый зал. У противоположной стены также стояла статуя – вернее, скульптурная группа. Да и не стояла, а скорее лежала. Она изображала любовное соитие огромного коренастого человека с молодой обнаженной женщиной.

– Я ждала Скорпиона, – хихикая, сказала Луиза и тут же согнулась в приступе хохота.

– Что? – спросил Галер.

– Ни… Ничего! Просто… я каталась на кентавре! На кентавре!

Она зажала себе рот и выпученными глазами уставилась на доктора. Потом сквозь пальцы прорвалось неудержимое фырканье, Луиза отняла пальцы и прохрипела, икая:

– Правда смешно?

1842 г. Санкт-Петербург. Дом графа Скопина

Федя застыл, чувствуя себя вором в чужом доме. Так оно и было – дом оставался для него чужим навечно, пусть даже отец здесь и жил когда-то.

– Саша? – растерянно повторил старый граф Иван Петрович. – Или… Кто ты?

Он подошел ближе и поднял свечу почти к лицу юноши. Немного наклонив голову, граф пристально смотрел из-под всклокоченных седых бровей.

– Кто ты? – спросил он уже строго. – На призрак не похож. Не смотри, малец, что я стар, однако по комнатам лазать не позволю. Ты из дворни? Отвечай.

Федя кивнул.

– И что ты тут забыл, а? Или батогов захотел?

Юноша обиженно заморгал. И это произвело на графа сильное действие – мимика была так похожа на сыновнюю в минуту, когда тот в детстве готовился заплакать! Он схватил Федю за плечо.

– Отвечай мне по правде! Кто ты таков? – спросил он задрожавшим голосом.

Юноша сглотнул комок в горле и сдавленно ответил:

– Я сын Александра Ивановича. Из Читы.

Рука старика упала.

– Из Читы? – повторил он тихо. – У Александра в Чите родился сын?

Федор кивнул.

– А сам он? – прошелестел голос графа.

– Умер.

– Давно?

– Два года как.

Старик отошел и сел на кровать. Свеча в его безвольной руке свесилась так, что, казалось, сейчас выпадет.

– Хотите, чтобы я ушел?

Граф покачал головой.

– Нет.

Теперь Федя не знал, что делать. Старый граф молчал, погруженный в прострацию. Свеча в его руке продолжала оплывать на тонкие пальцы, лицо сделалось болезненным, глаза увлажнились внезапными крупными слезами. Феде сделалось жаль старика.

Наконец Иван Петрович поднял голову.

– Мать твоя – кто? – спросил он. – Из крепостных? Венчана была или так…

– Мать моя, – с вызовом ответил юноша, – купца Залипушина младшая дочь. – Он не стал уточнять, что купец выгнал дочку, узнав о ее связи с ссыльным. – Венчались они.

Граф долго обдумывал ответ. Потом поднялся и положил Феде руку на плечо.

– Какую фамилию тебе дал отец?

– Свою. Записан Скопиным Федором Александровичем.

Старик вздохнул.

– Знаешь ли ты, что государь лишил моего сына всех чинов и званий, а также дворянского достоинства?

– Знаю.

– За что – знаешь?

– Да, – покорно кивнул Федя.

– Но! – граф поднял палец. – Мой Саша… он уже пострадал за свое преступление. Ты же в нем не повинен.

Он запнулся, губы его задрожали. Старик минуту боролся с внезапной слабостью, однако остался стоять на ногах.

– Утром, – продолжил он наконец, – я пошлю человека в Читу, чтобы он выписал из приходской книги и заверил у священника факт твоего рождения.

Он обнял одной рукой Федю, прижав его к себе. Юноша чувствовал, как содрогается тело старика.

– Ложись спать здесь, – прошептал он. – Все остальное – завтра.