Слезы небес - Чарльз Мартин

– Все будет в порядке.

Медленным движением она положила билеты мне в руку.

Когда мы подошли к моему джипу, Роско, взволнованно скуля, выделывал круги на заднем сиденье. При этом он непрерывно мотал хвостом. Каталина сунула руку в карман джинсов, достала деньги и протянула их мне.

– Пусть они лучше будут у вас.

Рука ее дрожала. В ней шла внутренняя борьба. Странно, но надежда иногда переламывает человека надвое. Режет по самому больному месту. Одна часть ее «я» пыталась довериться мне. Другой хотелось бежать от меня.

Роско уселся посередине, между двумя сиденьями. Пес разрывался между двумя желаниями: лизнуть каждого из нас в лицо и следить за внешним миром в ветровое стекло.

– Хорошо, я возьму деньги, – сказал я, берясь за рычаг передачи. – Но буду признателен, если вы будете считать их своими.

Она вновь протянула мне деньги.

– У меня нет детей. Нет жены. Нет кредитов. Несколько раз я начинал свое дело, потом продавал его. Однажды мне удалось заработать довольно приличные деньги. Я не безумно богат, но… В общем, мне они не нужны.

Мне доводилось видеть собак, которых избивали их собственные владельцы. Такие собаки не желают и не способны принять чью-то ласку. Они подходят к вам, но всегда останавливаются на расстоянии вытянутой руки и никогда ближе. Жизненный опыт научил их тому, что все руки одинаковы, и хотя некоторые и могут почесать вас за ухом, в конце концов, они все равно сделают вам больно. Каталина повидала много таких рук.

– Зачем вы все это делаете?

Честный вопрос.

– Если не я, то кто?

– Чего вы хотите?

– Ничего.

– Любой человек чего-то хочет.

Когда страх перемещается в душе на самый глубокий уровень, когда ужас жизни прочно поселяется в животе, страх становится стеной, за которой человек ищет укрытия. Единственный способ добраться до него – прорыть под ней подкоп. Пробиться к нему внутрь этой стены. Увы, чем сильнее боль, тем толще эта стена.

– Я не хочу, чтобы вы боялись.

– Это все, чего вы хотите?

– Думаю, да.

– Одного «думаю» недостаточно.

Я сам это понимал.

– Я не знаю, что можно еще сказать.

Она взглянула на деньги, потом на меня и подняла бровь.

– Я могу расплатиться… просто… где-нибудь, где они не увидят, – прошептала она очень тихо, чтобы не услышали дети.

– Мэм…

Она выпрямилась.

– Каталина.

– Каталина, кроме Роско у меня никого нет. Я живу один. Причем уже давно. И очень редко общаюсь с людьми, отчего не всегда точно понимаю, что они имеют в виду, говоря со мной. Возможно, я когда-то пропустил тот самый урок, на котором Господь Бог учил других читать между строк. Я знавал трудности. Возможно, их было немало. В моей жизни был такой период, когда вы явно предпочли бы не общаться со мной. Когда все плохое, что люди говорили обо мне, было правдой. Я не знаю, как со всем этим разобраться. Сложно найти правильное направление. Но…

Я махнул рукой в сторону автобусной станции.

– Я повидал в жизни много нехороших людей. Знаю ход их мыслей. Возможно, когда-то я и сам мыслил так же, как и они. Не хочу сказать, что я этим горжусь. И я не осуждаю вас за то, что вы мне не доверяете. На вашем месте я тоже, скорее всего, не доверял бы мне, но… Я нутром чувствую, что будет лучше, если вы позволите мне отвезти вас.

Каталина поджала колени к груди, прикусила нижнюю губу и обхватила себя руками. Она как будто боялась, что ее тело сейчас треснет и разлетится мелкими осколками из окна машины. Когда автобусная станция осталась далеко позади, она, наконец, дала волю слезам, которые сдерживала вот уже многих лет.

Глава 9

Когда мы доехали до Микавилла, Каталина похлопала меня по плечу.

– Да, мадам.

– Можно мне потратить немного ваших денег?

Я слишком долго жил один. У меня никогда не было детей, и я понятия не имел, что там в голове у родителей.

– Разумеется.

Мы остановились у «Уолмарта». Все трое побежали туда, мы с Роско остались ждать в машине. Я подумал, что, возможно, им нужно какое-то время побыть без меня. Минут через двадцать они вышли из магазина с пакетами в руках и в новой одежде. Стоило им сесть в машину, как ее тотчас наполнил приятный запах новых вещей и аромат духов. До меня не сразу дошло, что это запах дезодоранта.

Когда я завернул на парковку гаража, они взглянули на меня с любопытством, но ничего не сказали. Очередное свидетельство того, как глубоко запустил в них свои когти этот гад Хуан Педро. Я поднял дверь гаража, и нашим взглядам предстал мой пикап «Форд».

Они уставились на него, словно на президентский лимузин.

Я поменял машины. Дети тотчас растянулись на заднем сиденье, отвоевав у Роско его коронное место для сна, Каталина продолжала молча сидеть, обхватив себя руками. Холодная, отстраненная. Я нажал кнопку на приборной доске. Минуты через две она, поерзав, расстегнула ремень безопасности, приподнялась над сиденьем и принялась растирать спину и ноги.

– Что-то не так? – Я притормозил. – Что именно?

– Меня кусают муравьи.

– Где?

– В задницу.

Если вы не в курсе, что сиденье оборудовано подогревом, это может сбить вас с толку. Я еще пару раз нажал на кнопку, уменьшая мощность обогревателя, и попытался ей это объяснить:

– В сиденье встроен обогреватель. Вот здесь можно регулировать.

Каталина подложила под себя ладони. В течение следующих двадцати минут она то и дело тянулась к кнопке, то повышая, то понижая температуру обогрева, пока, наконец, не нашла что-то среднее. Следующие десять минут прошли спокойно, затем она густо покраснела. Потом потерла затылок и засмеялась. Впервые за все время я услышал, как она смеется. У нее был красивый смех. Кроме того, я услышал в ее голосе облегчение.

Несколько часов я ехал через Марион, Юнион Миллз, Рутерфордтон и, наконец, у Трайона выехал на шоссе I-26. После чего мы поехали в южном направлении до шоссе I-85 и по нему повернули в сторону Атланты.