Ворриор и Пиас. Гнев богов - Стелла Так

Что бы это ни было, я безвольно падала, как марионетка, чьи ниточки обрезали. Проваливалась в горло существа все дальше и дальше.

– Суженая! – это был голос Пиаса.

Такой далекий и полный паники, что я сделала невозможное и действительно открыла глаза. Словно это был приказ, которому я не в силах была противиться. Еще секунду я видела вместо бога яркое пятно с развевающимися во все стороны голубыми волосами на фоне кроваво-красного неба, а затем случилось столкновение, поднявшее в воздух огромное облако пыли.

Я прикусила язык, наверное, даже откусила его, потому что из рта в то же мгновение хлынул ручей крови. Крылья были разорваны, как бумага. Я снова рухнула с высоты. В прошлый раз это случилось, когда боги сбросили меня в Тартар, а я вместе с Мэдоксом упала с Олимпа в ад. Воспоминания об этом были удивительно свежими. Прежде всего потому, что ощущалось это так, будто меня раздробили на кучу маленьких кусочков. Земля подо мной дрожала, а тело пропахало собой целый ров. Кости ныли, но каким-то чудом оставались на местах. Магия бушевала в венах, будто дикое животное. Сила богини во мне противопоставила себя всем законам природы.

Это был, вероятно, тот памятный момент, когда я заметила, как сильно изменилась. И все это лишь за несколько недель, которые, по факту, начались с того самого мгновения, когда Пиас появился в моей жизни. Нелепая и уничтоженная болью и горем, часть меня в этот момент мечтала о том, чтобы я никогда не очутилась в объятиях этого прекрасного бездушного бога. Потому что, какой бы сломленной, разбитой и растерянной я себя ни чувствовала, это было уже не мое тело, и моим оно больше не будет. В отличие от брата, я не могла умереть, не могла последовать за ним. Я уже была слишком сильной. Противилась законам природы, которые непременно забрали бы мою жизнь после такого падения. Но бессмертие больше нельзя было подавить. То, что осталось внизу, являлось остатками моей человечности. Она уступала дорогу чему-то совершенно новому и незнакомому. Еще до того, как треск в ушах замолк, я почувствовала, как заживает язык. Остаток души Геракла вытек из меня и черной слизью приземлился на земле. Я повернулась в другую сторону, и меня стошнило. Порез на горле пульсировал. Он ритмично затягивался, пока кровь и остатки душ покидали мое тело. Я хрипела. Кричала. Боль хваталась за мои нервные окончания и мышцы.

– Ворриор! – один из богов – я точно не знала кто – приземлился рядом со мной. Песок продолжал гневно клубиться в воздухе.

У Василиска однозначно закончилось терпение, и он сорвался с моей кожи. Его гигантское тело начало вытягиваться, увеличиваясь до размера высотного дома, и свернулось в защитном кольце вокруг меня, а три головы сердито зашипели. Все больше богов опускалось на землю. Но единственное, что я чувствовала, был… Мэдокс.

Я согнулась и выплюнула кучу песка, который проглотила, сама того не заметив. Василиск бросился на стоящих вокруг меня богов. Он не понимал моей боли и ее причину. Животное действовало инстинктивно, обращая внимание лишь на бушующее во мне отчаяние. Боги, ругаясь, рассыпались во все стороны.

– Ворриор! Отзови свое чудовище! – услышала я крик Рэйзда.

Мои пальцы впились в горячую землю, а горло продолжало затягиваться. Я жадно глотала кислород, пуская его в свои легкие, которые хрипели в ответ.

Ранее выплюнутая слизь стала плотнее, собралась в комок и сформировывалась в тело Геракла, который тоже глотал ртом воздух, выглядя таким же дезориентированным, какой ощущала себя я. Он переводил свой нервный взгляд с меня на Василиска, а затем на других богов. Несмотря на очевидное замешательство, он на удивление быстро оценил ситуацию и, словно проворная ласка, вскочил на ноги, бросив на меня испуганный взгляд, и убежал прочь. Я молча глядела ему вслед. Василиск тем временем шнырял по песку, сосредоточенный на богах, которые, в свою очередь, наблюдали за чудовищем, пока Геракл спасался бегством.

Мои пальцы дрогнули. Я должна была сделать хоть что-то. Чем мы только не рисковали, чтобы поймать хотя бы одного этого идиотского бога!

Мэдокс. Зажившее горло в то же мгновение сжалось. Боль пронзила кишечник, заставив меня рыдать. Мэдокс умер из-за миссии Пиаса, из-за его кровожадного восстания. Пиас настаивал на том, чтобы я пошла с ними. Неопытная и нетренированная, ведь он был таким нетерпеливым. Он хотел, чтобы мы схватили богов, а теперь единственный наш трофей убегал прочь. Мы так позорно провалились, что могли занять первое место в Книге рекордов Гиннесса по идиотским провалам. Я всхлипнула, а вокруг меня бушевал хаос. Боги отчаянно пытались уйти от Василиска.

Я вдруг почуяла запах озона. В воздухе трещали молнии, которые так сильно ударили Василиска, что его отбросило назад и длинное чешуйчатое тело свернулось клубком на вздымающемся в воздух песке. Его крик разрезал знойную жару и завибрировал в моих перепонках. Зверь рассыпался в бесполезный дым, который мгновением позже вернулся на мое тело.

Я заныла, когда смерть змея сотрясла мое сердце. И все же не сдвинулась с места. Если мне повезет, одна из молний Пиаса попадет в меня, и я тоже обращусь в дым. Тогда хотя бы эта боль прекратится. Тогда пропадет дыра в душе, которую оставила смерть брата. Но, к сожалению, ничего подобного не случилось. Вместо этого меня схватили две сильные руки и перевернули на спину. Я уставилась вверх. Надо мной стоял Пиас. Синие волосы небрежно спадали на его простреленный лоб. Раны еще не успели закрыться, и серебряная кровь стекала по его лицу и капала с подбородка. В этом зрелище было что-то гипнотическое. Место, где раньше находился его правый глаз, было пустым. В дыре виднелась кость, которая когда-то обрамляла глазницу. Кожа пахла горелым, а следы пороха растянулись от щеки к уху. Больше половины его лица было уничтожено. Прямо как моя душа. Правда, ее вряд ли можно будет снова починить.

– Ворриор! – дрожа, прошептал он. На его лице отражался страх. Он быстро прощупал мое тело. – Ты ранена? Ты можешь дышать? Что у тебя болит? – слова вырывались из его рта, словно жесткие приказы.

Я захрипела. Этого хватит в качестве ответа.

– Суженая! Открой рот! Где ты ранена? – он грубо тряс меня. Я чувствовала его страх за меня в каждом резком вздохе, в дрожи пальцев.