Дети Великого Шторма - Наталия Осояну

«Кристобаль Крейн, – сказал однажды Торрэ. – Этого мерзавца зовут Кристобаль Крейн, и у него разноцветные глаза. Когда мы встретимся в следующий раз, я, так и быть, позволю ему выбрать, какой из них лишний».

Крейн.

Это имя в последние годы звучало очень часто. Если верить слухам, пират всякий раз ускользал из самых изощренных ловушек, меняя внешность, а о его фрегате болтали и вовсе кракен знает что: он растворялся в тумане, чтобы потом появиться совсем в другом месте, как если бы его переносил по воздуху Великий Шторм. Противоречивые описания сходились лишь в одном: у фрегата, носившего имя «Невеста ветра», были изумрудно-зеленые паруса.

«Ее нетрудно отыскать, верно? .. »

Нет-нет. В его присутствии об этом нельзя даже думать.

– Такова обстановка, – закончила Ризель, ни разу не запнувшись и ни о чем не забыв. – Мне нечего прибавить к сказанному.

Капитан-император несколько минут молча глядел на нее, и принцесса тоже молчала, хотя ей хотелось кричать. От взгляда его величества ничто не могло укрыться. Он читал свою единственную дочь как открытую книгу, а при малейшем подозрении просто задавал вопрос – и она отвечала, всегда отвечала. Она принадлежала ему, она была его инструментом – пером, гитарной струной, лезвием ножа. Так сложились обстоятельства. Такова ее судьба.

А с судьбой нельзя бороться, потому что…

– Вызови ко мне Торрэ сегодня вечером, – сказал капитан-император. – Где сейчас Кармор? Надеюсь, не у себя дома, в Росмере?

– Нет, он в Софарране, – ответила Ризель. – Это в трех днях пути отсюда.

– Отлично. Вызови его в Облачную цитадель, нам уже давно пора встретиться. Кроме того, мне нужно, чтобы ты разыскала одного старого знакомого. Мне наконец-то понадобились его услуги…

Отец говорил, дочь слушала и кивала. Восьмилетняя девочка ничему не удивлялась и не пыталась возражать даже в мыслях; она знала, что в случае неповиновения у нее вырвут сердце. В груди Ризель было холодно и пусто, но восьмилетняя девочка в это не верила. Она слишком сильно испугалась тогда, в саду. Теперь она хотела лишь одного – беспрекословно повиноваться магусу в серебряной маске. И Ризель ничего не могла изменить.

– На этом все, – сказал капитан-император. – А, нет, еще кое-что. Я хочу, чтобы ты устроила бал и пригласила всех, кто пользуется нашим расположением. Во дворце стало… скучно. Пора взбодрить здешних обитателей и намекнуть им, что грядут перемены. А теперь иди, дорогая. Я был рад тебя видеть.

Ризель молча поклонилась отцу.

Что все это значило? Быть может, он почувствовал себя лучше, и в скором времени в Облачной цитадели опять появится настоящий хозяин? Она понятия не имела, радоваться такой возможности или огорчаться. Ризель не питала иллюзий относительно собственной роли в управлении Империей. На ее месте должен был находиться Тибурон или, в крайнем случае, Амари, но обоих забрал Шторм. Аматейн взвалил на нее эту нелегкую ношу, потому что даже капитан-император иногда оказывается в безвыходном положении. Но если долгожданный выход появился…

Об этом стоило хорошенько подумать.

– Фаби, мы идем в сад.

Воробушек невидимой тенью последовала за хозяйкой; Ризель даже не требовалось оглядываться, чтобы ощутить присутствие спутницы. Они спустились по широкой лестнице, чьи перила украшали изображения самых разных животных. Морды тварей, хотя бы отдаленно напоминавших пардусов, были отбиты. Придворные, попадавшиеся по пути, низко кланялись, шурша богатыми одеждами и блистая драгоценностями. Платье Ризель по сравнению с нарядами этих дам выглядело вызывающе просто, равно как и полное отсутствие украшений. Белый – цвет траура. Она продолжала скорбеть по младшему брату, хотя его кости давно покоились в земле. Об этом шептались, но принцессе было наплевать.

«Я хочу, чтобы ты устроила бал», – сказал Аматейн.

Ей и в самом деле придется так поступить, потому что принцессам положено интересоваться танцами и нарядами, а не государственными тайнами. Если она этого не сделает, его величество может что-то заподозрить.

И тогда все закончится.

Холодные коридоры дворца остались позади. Ризель и Фаби шли по присыпанной гравием садовой дорожке. Осень безраздельно царствовала здесь – деревья стояли, словно облитые кровью. Много лет назад неподалеку располагался вход в Сады Иллюзий, надежно защищенные от беспощадного времени невидимым щитом, проработавшим три тысячи лет. Но даже самые надежные люди предают, а самые надежные механизмы ломаются, и Ризель хорошо помнила, как и почему Сады уменьшились почти на треть. Впрочем, они были столь огромны, что эту перемену восприняли не очень тяжело.

Та часть садов, что осталась за пределами восстановленного купола, влилась в круговорот времен года и очень быстро пришла в запустение. Садовники его величества попросту не знали, как следует ухаживать за деревьями и цветами, чтобы они не погибали зимой, – ведь холода в этих широтах были суровыми. Уже через несколько лет на месте изысканного сада возник самый настоящий лес, который с успехом держал оборону от всех попыток его облагородить. Именно здесь Ризель гуляла, когда выдавалось свободное время. Именно здесь минувшей весной случилось нечто весьма любопытное.

Тот день был спокойным и ясным.

…Солнце светило; посреди ветвей, прячась в молодой листве, пела птица. Накидка Ризель оказалась слишком теплой, и принцесса замедлила шаг, все внимание обратив на безнадежно запутавшуюся шнуровку воротника. Фаби, как обычно, следовала за госпожой.

Потом птица замолчала.

Тело Ризель отреагировало быстрее разума: она рванула шнуровку и бросилась вниз по склону, а ее накидка осталась висеть в воздухе над тропой, сохраняя очертания человеческого тела. Миг спустя плотную ткань пробила стрела с черным оперением.

– Фаби! – крикнула принцесса, прижимаясь к дереву. – Ты жива?

Это было глупо – тотчас же в ствол ударилась вторая стрела. Ризель осторожно выглянула из-за дерева, рискуя получить новую стрелу точно в лоб. Там, откуда она спустилась в овраг, не было ни души.

– Я здесь, – послышался робкий голосок.

Что-то шевельнулось в листве высокого дерева, и Ризель вскочила, уже не заботясь о собственной безопасности. Она взмахнула рукой – от внезапного напряжения сердце забилось чаще, в ушах загудело, – и ветка, на которой сидел неизвестный, сломалась с громким треском.

Он свалился, будто мешок с мукой.

– Все хорошо… – пробормотала принцесса, выбравшись обратно на тропу. Фаби сидела на земле, тяжело дыша, – последняя стрела оцарапала ей руку. Сама Ризель не пострадала, хотя выглядела не лучшим образом: в изорванном платье, перепачкавшаяся в грязи, со спутанными волосами.