Мы встретимся - АВ Романов

Я даже как будто смутился.

Впрочем, никто этого не заметил… Кроме Того Самого, который полчаса до рассвета ненавидел будильник.

* * *

Ну, рассказывай!

Я – чисто по женские – жаждала наконец-то просто посплетничать. То угрюмое, что меня окружало – вообще, весь тот глухонемой мир, который почему-то неизбежно существовал именно вне стен этого города, действовал настолько угнетающе, что я, уезжая, была уверена в том, что еду не из дома – а наоборот, домой. Старое треснувшее здание вокзала казалось родным и близким, а лица людей, истомлённые в залах ожидания, были безумно грустны перед предстоящей разлукой с городом, где даже троллейбус – обыкновенный троллейбус! – не просто тащился по улице, а с грациозной ленью перемещал своё железное в ржавых подпалинах тело по тихим улочкам, из плотного тумана которых призраками вставали навстречу грозные силуэты старых каштанов.

Андрей – живое олицетворение людей, бесповоротно обречённых судьбой на счастье именно по той причине, что они жители этого города – был какой-то не такой. Усталый, поникший, даже причёсанный больше обычного…

– Чего рассказывать-то? .. У меня всё по-старому… Живу… работаю. – говорил он с каким-то надрывом; оставляя огромное пространство выдоха для пауз.

Я мысленно посмотрела в зеркало: накрашена нормально, глаза не усталые, волосы застыли в самом жутком поэтическом сумбуре – короче, всё в порядке – тяну на все шестнадцать; затем усмехнулась – опять же мысленно, но поняла, что инициативу надо брать в свои руки.

– Так, – это чтобы отсечь официальную часть приветствия от делового разговора. – Ты не увиливай, а бери мою сумку, неси и рассказывай.

– Взяла привычку… – безнадёжно и как-то в сторону протянул он, – рассказывай, да рассказывай… Нечего рассказывать.

Мимо нас, уморительно шурша, пронеслась, поблёскивая жирными пятнами, обёртка от пирожков.

– Тебе не холодно? – осторожно спросил Андрей.

Я начала злиться:

– Ты будешь рассказывать или нет? !

В воздухе повисла пауза, которая могла бы означать: “Как ты мне надоела! ”, но этого она не означала… Затем он выдавил из себя:

– Потом…

Потом – это уже хорошо. Как в старом анекдоте: если женщина – в пустыне – недостойна апельсина, то это не женщина, а если она неспособна сделать так, чтобы мужчина преподнёс ей этот апельсин, то она должна была умереть ещё два столетия назад… Весь мой диамат применительно к вопросу об эмансипации в конце XX века.

Справа открылся симпатичный дворик, совершенно южный, с расшатанными лестницами, ободранной скамейкой, озябшим котом и пышными вениками голых деревьев.

– Покурим?

Андрей молча согласился, смахнул со скамейки остатки снега и достал сигареты. Вообще-то я не курила уже целых три дня, но ради такого случая… Кот посмотрел на нас укоризненно. Он был старый, и в его полупотухших жёлто-зелёных зрачках я прочитала что-то вроде: “Эх, молодёжь, молодёжь… А ещё девушка! ”

– Ты знаешь, Андрюх… – меня почему-то потянуло оправдываться, – я ведь дома почти и не курю. И ту пачку, что ты мне подарил, курила неделю; это вместе с тем, что у меня ещё в поезде штук десять расстреляли.

Но кот не хотел ничего слушать и продолжал меня осуждать.

– Это бывает, – заметил Андрей, зажигая спичку.

Я демонстративно затянулась. Кот – весь – от ушей до хвоста – излучал презрение.

– Слушай, прогони его.

– Кого?

– Кота. Он… подслушивает.

Андрей улыбнулся.

– Что же ты, гадёныш паршивый, делаешь, – ласково начал он, подходя. – Сволочь ты полосатая, противная, – и по-свойски потрепал кота. – Нет у меня колбаски, и котлет нету, вот сигареткой разве что могу угостить, ну так ведь ты не куришь, – он ласково гладил кота, а тот жмурился от удовольствия. – Чего же ты не куришь-то? Али здоровья много? – и резко, уперев руки в бока. – А ну вали отсюда, козёл!

Кот не пошевелился.

– Ты чего, не понял что ли? !

Кот молчал.

– Ах ты, скотина паршивая…

Кот встал и вместо фразы: “Я не желаю участвовать в этом безобразии” – поднял хвост трубой и с достоинством отправился к открытой форточке, мурлыкая какой-то одному ему известный кошачий шлягер.

Андрей обернулся ко мне.

– И вот так всегда, Наташ! Понимаешь?

– Что всегда? – я уже чувствовала, как на меня тихо, но неизбежно обрушивается волна его тающей суровости.

– Да то всегда! .. И самое страшное, что со всеми! .. Ластишься, заигрываешь – на тебя и не смотрят. Начинаешь хамить – с тобой начинают заигрывать, но лишь пока хамишь. А чуть посерьёзнее – поднимают хвост трубой и уходят. Понимаешь? .. Я уже год не могу ни с кем поговорить нормально. Или отшучиваешься – слава богу, что мне хоть чувство юмора не изменяет, или обсуждаешь какие-то посторонне-потусторонние проблемы. Понимаешь? Сплошные сплетни и никакого анализа. И куда мы катимся – неясно…