К нам осень не придёт - Ксения Шелкова

Они присели неподалёку на скамейку. Любознательные прихожанки, знавшие Нюрку-молчальницу, рассказывали потом, что молодая барыня была взволнована встречей до слёз. Она целовала Нюрке руки, называла маменькой, что-то рассказывала, взволнованно и быстро; Нюрка же всё это время молчала, и лишь на прощание перекрестила барыню, которая, по сходству черт лица, видно, и впрямь приходилась ей дочерью. А когда карета уже тронулась с места, Нюрка впервые разрыдалась прямо на улице, жадно глядя дочери вслед.

После этого случая все ещё больше уверились, что в жизни Нюрки-молчальницы, помимо смерти мужа, была ещё какая-то тайна.

* * *

Она стояла и смотрела, долго-долго: карета скрылась из глаз, поднятая ею пыль давным-давно улеглась. Наступил вечер, надо было подумать о ночлеге, но она всё стояла и стояла в странном оцепенении. Ей казалось, что всю эту историю она уже выкричала, выплакала, смирилась с ней; теперь осталось лишь идти своим путём. Она и ей подобные были виноваты перед людьми, хотя и не по своей воле. Она понесла наказание и, вероятно, будет нести его впредь. Надо лишь попытаться спастись, вымолить прощение, коли в этой жизни оно ещё возможно.

Эта встреча с дочерью разом всколыхнула в её окаменевшей душе воспоминания, которые тяжким крестом легли на её плечи, и которые она считала давным-давно похороненными…

– Опять она, эта нечисть проклятая! Это не девка, а мавка! Посмотрите на её спину – кожи нет, всё насквозь видать!

– Тьфу ты, чёртово отродье! Прочь! Гоните страхолюдину!

– Бей! Камнями, палками её! Они наших дитёв забирают себе в дочери!

– Такие-то и мужей у нас сманивают! Парней с толку сбивают!

– А чёрная-то какая, как сама земля! Разве ж они все такие урождаются?

– Бывают и такие! А то, говорят, они в ворону чёрную обращаться умеют – смотри, обратится, улетит!

– Ой, поглядите! Остановилась, к нам идёт!

– А-а-а, Господи, помоги! Глазюки-то, глазюки как сверкают, вот страх Господень…

– Ой, что она? .. Бежим!

– Водицы бы святой… Говорят, если окропить их – могут обратно в человека превратиться…

– Вот сам и подходи к ней, коли смелый!

– Подойду! Негоже охотнику от бабы бегать, хоть и мавка!

– Дайте ему воды святой, пусть идёт!

– Ещё чего! Она его как превратит в пакость какую – и будут они двое нечистых! Нам же хуже, как ещё всю деревню загубят, вдвоём-то…

– Остановите его! Эй!

– Трусы! Она, может спастись хочет, а вы…

Охотника хватают за ворот и тащат назад – но всё же он успевает сбрызнуть мавку святой водой. Она падает на колени, подставляет себя ему; святая вода попадает на её голову, плечи, спину… Но всего лишь несколько капель достаётся ей. Нет, слишком мало! Она не чувствует в себе никаких перемен, хотя…

Разбираться уже некогда – озлобленный поступком охотника народ окружает мавку, в неё летят камни, палки, комья мёрзлой грязи… Чья-то рука вцепляется в её густые, цвета воронова крыла кудри… Собравшись с силами, она вырывается, ударяется оземь – люди испуганно ахают и шарахаются в разные стороны. Вот уже и нет мавки; только над их головами проносится стремительная чёрная тень.

Глава 1

Елена стояла у окна и провожала глазами стройный силуэт удаляющегося всадника. Он пустил лошадь шагом, оглянулся и, заметив её в открытом окне, улыбнулся и махнул рукой. Елена притворила окно и уселась в кресло – вот теперь, как всегда после визита Владимира Левашёва – Володеньки, как она звала его про себя – она не сможет уснуть всю ночь. Она представляла, как Володенька возвращается к себе в квартиру на Большой Конюшенной, как сбрасывает в передней плащ на руки лакею, идёт к себе, садится за книгу…

Владимир ездил к ним весьма часто, был внимателен, приветлив и чрезвычайно мил. На приёмах и балах он всегда сопровождал их с сестрой и этим вызывал в петербургском обществе любопытство и пересуды: на какой же из двух барышень Калитиных он намерен жениться? Владимир был отпрыском старинного рода графов Левашёвых, имел прекрасные манеры, утончённо-красивое лицо, коронованного льва на гербе, и… перезаложенный особняк на Моховой и кучу долгов, оставшихся после смерти отца. Левашёв-старший успешно промотал фамильное состояние, и самую простую возможность поправить дела и придать имени былой блеск для Владимира составляла выгодная женитьба. Елена не скрывала от себя, для чего Владимир Левашёв сблизился с их семейством – но, когда она впервые увидела Владимира, разглядела, как следует, его тёмно-карие глаза с длинными ресницами, его статную фигуру, услышала бархатный баритон – ни о ком другом помыслить она уже не могла.

Нельзя сказать, что им с сестрой недоставало внимания кавалеров; барышни Калитины были наследницами солидного состояния. Хотя и происходили они из купцов, однако обе получили прекрасное воспитание: их папаша не жалел денег на гувернанток и учителей. Впрочем, Елена всегда была немного в тени своей старшей сестры Анны. У них были разные матери; матушка Анны, дочь татарского князя, таинственным образом пропала через несколько дней после родов, оставив крошечную дочь на отца. Больше она не появилась в Петербурге ни разу, не писала и никак не давала о себе знать.

Алексей Калитин, утомлённый соломенным вдовством, пересудами света и заботами о дочурке, спустя два года женился вновь. Вторая супруга, Катерина Фёдоровна, была и внешностью, и манерами не в пример хуже княжны. К изумлению окружающих, на этот раз Калитин выбрал жену из собственной прислуги – девушку некрасивую и неизящную, безродную сироту. Она заметно ревновала мужа и к первой жене, и к её дочери.

Когда новая жена Алексея Калитина родила дочь, старшей, Анне, было почти три года. Катерина Федоровна даже и не старалась заменить падчерице мать – такая самоотверженность оказалась выше её сил. И, как ни горько ей было это признавать, она сама и её собственное дитя обречены были оставаться на вторых ролях в сердце отца, Алексея Калитина, и всех родных и близких.

Анна была настоящей красавицей: смуглым лицом, фигурой, тёмными миндалевидными глазами и иссиня-чёрной косой она пошла в мать. Она была тоненькая, легкая и стремительная, точно выпущенная из лука стрела. Её темперамент и нрав неизменно привлекали сердца; Анна умудрялась интересоваться всем на свете, быть с окружающими приветливой, смешливой и ласковой. Она обожала рисовать, танцевала, имела милый, звонкий голос и весьма приличное французское произношение.

Совсем другой была младшая дочь, Елена. Уже в детстве она отличалась застенчивостью, замкнутостью, угрюмым нравом. Её внешность была обычной и довольно блеклой; к тому же она ничего не делала, чтобы поправить это. К ужасу матери, она не старалась никому нравиться, приятному общению и танцам предпочитала книги, игру на фортепиано и собственные мысли.