Психология эволюции - Роберт Антон Уилсон

Программа биовыживания вначале привязана к безопасной области вокруг матери (оральный импринт), а затем по мере роста начинает охватывать все более широкие области, определяя, что опасно, а что – нет. Без жестко заданных генетических (т. е. автоматических) программ второй этап был бы невозможен и ни одно млекопитающее никогда не покинуло бы материнскую грудь. Жестко заданные программы выполняются автоматически (БЕССОЗНАТЕЛЬНО), так как, если бы вы в каждой ситуации останавливались и начинали думать, вас бы съел первый же хищник.

Безусловно, импринт закрепляется случайно – обстоятельствами в момент импринтной уязвимости. (Вспомните гусенка, который импринтировал шарик для пинг-понга. ) У некоторых импринтируются храбрость, любознательность и стремление к исследованиям; у других – робость, инфофобия (страх непредвиденного) и замкнутость, крайним проявлением чего является импринт, называемый аутизмом или детской шизофренией.

Все это – поведение роботов, пока человек не научится перепрограммировать и переимпринтировать контуры собственного мозга. В большинстве случаев достичь такого метапрограммирования так и не удается. Если же оно происходит, то происходит в мгновение ока, на автопилоте, в нулевое время. «Я и сам не понял, как сделал это», – говорит солдат, осужденный трибуналом за трусость или награжденный за храбрость.

Конечно, на жесткое импринтирование контура биовыживания накладывается «более мягкое» кондиционирование. Это позволяет раздвинуть безопасный периметр от материнского тела до границ стаи или племени – «расширенной семьи».

Каждое общественное животное имеет, в дополнение к дарвиновскому «инстинкту» (генетической программе) самосохранения, инстинкт защиты генофонда. Это основа нашего человеческого альтруизма, а общественные животные без этого инстинкта просто не смогут выжить.

Дикие собаки (и волки) лают, чтобы предупредить остальную стаю о приближении постороннего. Ваша домашняя собака воспринимает вас как вожака стаи; она тоже лает, чтобы предупредить вас о приближении постороннего. (Лай, конечно, также предупреждает и постороннего – о том, что собака готова защищать свою территорию. )

С развитием цивилизации стайность (племя, расширенная семья) была разрушена. В этом корень широко распространенной аномии [16 - Аномия (от франц. anomie – «отсутствие закона») – в социологии: разложение системы ценностей современного общества, обусловленное противоречием между провозглашенными целями (богатство, власть, успех) и невозможностью их реализации для большинства. – Прим. перев. ], или враждебности, или экзистенциальной драмы, которую так красноречиво описывают многие социальные критики. Произошло вот что: кондиционирование биовыживательной связи [17 - Англ. bond. ] с генофондом было заменено кондиционированием биовыживательного стремления к обладанию особыми кусочками бумаги, которые мы называем «деньгами».

Выражаясь более конкретно, современный человек не ищет биобезопасности в генофонде, стае, расширенной семье. Биовыживание зависит от кусочков бумаги. «А без денег жизнь плохая, не годится никуда». Если эти бумажки отобрать, у человека сразу же возникает острое биовыживательное беспокойство.

Представьте себе как можно отчетливее, что бы вы почувствовали и как бы вы поступили, если бы завтра иссякли все ваши источники биовыживательных бумажек (денег). В точности то же ощущает человек из племенного общества, будучи отрезанным от своего племени; вот почему изгнание или даже остракизм на протяжении всей человеческой истории были достаточными средствами для укрепления внутриплеменных связей. Еще во времена Шекспира угроза изгнания вызывала у человека сильнейший ужас («Изгнание! Изгнанье – выраженье, Встречаемое воплями в аду», – восклицает Ромео [18 - Пер. Б. Пастернака. ]).

В традиционном обществе принадлежность к племени была биобезопасностью, а изгнание – ужасом и смертельной угрозой. В современном обществе биобезопасностью является обладание бумажками (деньгами), а ужасом – лишение их.

Велферизм [19 - От англ. Welfare – государственная система социальной защиты. – Прим. перев. ], социализм, тоталитаризм и т. п. представляют собой попытки (с разными соотношениями рациональности и истерии) восстановить племенную связь путем замены генофонда государством. Консерваторы, заявляющие, что ни одна из форм велфера для них неприемлема, на деле требуют, чтобы люди жили в тотальном биовыживательном беспокойстве и аномии (проще говоря, в постоянном страхе). Конечно, они смутно это понимают и предлагают заменить государственные социальные программы «местной благотворительностью» – то есть предлагают волшебным образом восстановить генофонд среди людей (жителей обычного города), которые генетически не связаны вообще.

С другой стороны, государство не является генофондом или племенем и в действительности не может играть роль полноценной единицы биовыживания. В системе велфера все становятся параноиками из-за постоянного страха оказаться «отрезанными» («изгнанными») по причине какого-нибудь незначительного нарушения в работе все более усложняющейся бюрократической системы. А в реальном тоталитаризме, где поддельное отождествление государства с племенем достигает уровня нового мистицизма, паранойя становится вообще тотальной.

Сознание первого контура «одномерно»

Настоящая связь может возникнуть только в небольших группах, где все друг друга знают. Отсюда происходит постоянное (хотя труднодостижимое в условиях постиндустриального общества) стремление к децентрализации, возврату к племенному этосу, замене Государства синдикатами (как в анархизме) или группами, объединенными общим мировоззрением (такими, как группа «Сознание III», в которую входил Райх). Вспомните эксперимент хиппи-шестидесятников, который до сих пор продолжается в многочисленных деревенских коммунах.

В реальном мире для большинства людей биовыживательной связью являются бумажки, называемые «деньгами». Антисемитизм – сложное заблуждение, имеющее множество граней и причин, но в своей классической форме («заговор евреев-банкиров») он выражает очень простую идею: враждебный генофонд контролирует бумажки, обеспечивающие нашу биобезопасность. Подобная паранойя неизбежна в денежной экономике: у наркоманов существуют свои мифы о поставщиках героина. Поэтому неудивительно, что сегодня, когда антисемитизм в Америке идет на убыль, идея «заговора банкиров» продолжает жить. Теперь в роли злодеев выступают старые семьи из Новой Англии, «истеблишмент янки». Левые конспирологи могут показать вам генеалогические таблицы этих банкиров-янки – как в свое время антисемиты показывали генеалогию Ротшильдов.

С. Х. Дуглас, инженер и экономист, однажды построил диаграмму, которую представил Комиссии Макмиллана, когда в 1932 году обсуждались вопросы денежного и кредитного регулирования. На ней были изображены две кривые – динамика процентных ставок со времени разгрома Наполеона в 1812 году и динамика уровня самоубийств за эти же сто двадцать лет.

Эти две кривые практически совпадали. Уровень самоубийств рос каждый раз, когда повышался уровень процентных ставок, и наоборот. Это вряд ли можно назвать «совпадением». Когда процентные ставки растут, определенное число бизнесменов становятся банкротами, определенное число рабочих оказываются на улице, а также растет общее биовыживательное беспокойство.

Марксистам и другим радикалам хорошо известны подобные факторы «ментального здоровья», поэтому они презирают все виды академической психологии, не учитывающие эти биовыживательные аспекты. К сожалению, лекарство марксистов – сделать каждого зависимым от прихотей государственной бюрократии – оказывается еще хуже болезни.

Биовыживательное беспокойство окончательно исчезнет только тогда, когда мировое благосостояние достигнет уровня, при котором без тоталитаризма каждый будет иметь достаточно бумажек.