Укромный уголок - Анна Даунз

Они обменялись улыбками, и снова у Скотта возникло смутное чувство, что они давно знакомы или встречались где-то раньше.

– Кофе? Чай? – спросил он, протянув руку к рабочему телефону на столе.

– О нет, спасибо.

– Весьма благоразумно. Мне бы тоже следовало воздержаться, но, боюсь, до вечера не будет другой возможности перекусить. – Он нажал на кнопку. – Верити, можно попросить лонг-блэк? [15 - Лонг-блэк – популярный в Австралии кофейный напиток, двойная порция эспрессо, добавленная в горячую воду. ] И будь любезна, принеси мне заодно то печенье. Шоколадное. Спасибо. – Скотт повесил трубку. – С печеньем получится совсем по-домашнему, – улыбнулся он.

Эмили по другую сторону стола глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь. Было очень заметно, что она нервничает, и Скотт мог ее понять – его собственное сердце заполошно билось, ладони взмокли, а рубашка прилипла к потной спине.

– Что ж, давайте перейдем к делу. – Он положил руки на стол и сплел пальцы, чтобы они не тряслись. – Касательно вашего увольнения, я хотел бы еще раз заверить вас, что приказ, так сказать, исходил не от меня. Лично мне было очень приятно с вами работать. Вы отлично потрудились на нашу компанию и заслужили всеобщее уважение.

По выражению лица Эмили было ясно, что она не поверила, и с ее стороны это было вполне разумно. Большинство сотрудников ее в лучшем случае игнорировали, а в худшем – потешались над ней, причем именно из-за тех качеств, которые привлекли к ней внимание Скотта: наивность, чудаковатость, рассеянность.

Он продолжил:

– Вам не часто приходилось иметь дело со мной, пока вы здесь работали, но я за вами наблюдал и, должен сказать, был весьма впечатлен. Я считаю, что расставание с вами – большая потеря.

На мгновение его уверенность поколебалась – еще не поздно было все отыграть назад. Но в следующую секунду Скотт подумал об оранжевом конверте, о распечатанных страницах внутри, и снова почувствовал, что ситуация не подлежит контролю: какая-то непостижимая сила сама привела Эмили к нему, шестеренки сложного механизма уже пришли в движение, и он не сможет их остановить, даже если рискнет это сделать.

– Я хочу, чтобы вы и дальше работали на меня, – сказал Скотт, расправив плечи и выпрямив спину. – Разумеется, если вы не против. Но, прежде чем мы обсудим ваши новые обязанности, я бы хотел, чтобы вы немного рассказали о себе, учитывая, что я не присутствовал на собеседовании, когда вас принимали в «Проуэм», и формально нас друг другу не представили, когда вы начинали здесь работать.

– О… конечно, – кивнула Эмили. – Хотя мне и рассказать-то особенно нечего…

В дверь тихо постучали – вошла Верити с маленьким черным подносом в руках.

– Встреча с Ломакс через полчаса, – напомнила она, ставя перед Скоттом чашку с кофе и вазочку с печеньем. Затем, покосившись на Эмили, вышла так же стремительно, как вошла, оставив за собой шлейф аромата духов, как промчавшаяся машина оставляет за собой облако выхлопных газов.

Скотт отпил из чашки – кофе оказался обжигающе горячим. Тогда он сделал один за другим несколько больших глотков, наслаждаясь жжением во рту и в горле. Потом положил печенье на салфетку и подтолкнул по столу к Эмили.

– Расскажите, чем вы занимаетесь, когда не работаете в офисе.

Девушка оказалась настоящей болтушкой. Скотт пришел к выводу, что она милая, слегка чудаковатая и забавная – в том смысле, что не лишена остроумия, но при этом может рассмешить и неосознанно. Она щебетала как птичка, быстро и звонко. Ее мысли разлетались стайками, неслись в разные стороны, как бумажные самолетики; она сыпала анекдотами и шутками, а потом вдруг становилась серьезной, отвечала на вопросы Скотта откровенно и не слишком задумываясь, так что было ясно – у нее что на уме, то и на языке, будь это сформулированные суждения или размышления вслух. Мало-помалу она выложила о себе всю подноготную, ее даже не приходилось подталкивать. И, как Скотт и предполагал, она задала очень мало вопросов о нем самом.

Пока Эмили говорила, оправдались и другие его гипотезы – все выводы, которые он сделал на основе своих изысканий о ней, нашли подтверждение за один разговор. Мало подруг, нет бойфренда и, судя по всему, не слишком тесные отношения с родственниками. Эта девушка одинока. Кроме того, она легка на подъем, часто меняет место жительства. Еще одна удача – ее вот-вот вышвырнут с очередной съемной квартиры за неуплату (этой информацией она поделилась сама, без стыда и смущения), а идти ей некуда. На ее актерской карьере окончательно поставлен крест, последний разговор с Ларой оставил у нее чувство унижения и беспомощности, как Скотт и рассчитывал.

Из ответов Эмили на психологический тест следовало, что она – мечтательница, выдумщица, экстраверт и живет сегодняшним днем. Так и оказалось. Еще она не чужда духа авантюризма, однако не уверена в себе и часто обращается к людям за советом, перед тем как принять какое-нибудь решение. Ей свойственны преданность, способность сопереживать, и главное – безмерная доверчивость.

«Да, – подумал Скотт. – Она то, что нужно».

Прошло двадцать минут, а Эмили все болтала. В уголке ее рта остались крошки от печенья – Скотт с трудом подавил желание протянуть руку и смахнуть их пальцами.

Он взглянул на часы. С минуты на минуту в дверь опять постучит Верити. Скотт дождался паузы в рассказе про какой-то нелепый случай в жизни Эмили (там было что-то про репчатый лук или ему показалось? ) и вклинился в монолог:

– Да уж, нелегко вам пришлось. Я вот думаю, успеем ли мы вкратце обсудить вашу новую работу…

Девушка прижала ладони к щекам:

– О боже, я совсем заболталась!

– Что вы, вовсе нет. Просто время поджимает, а мне хотелось бы разобраться хотя бы с основными вопросами.

– Да, конечно. Простите. – Она поспешно отправила в рот последний кусочек печенья.

– Как вам, вероятно, уже известно, – начал Скотт, – я много времени провожу в континентальной Европе. В основном езжу туда по делам, но иногда остаюсь на пару дней в своем доме во Франции. Следовало бы, честно говоря, почаще там бывать, но я и так пользуюсь малейшей возможностью. – Он вдруг почувствовал, что мысли плывут и тают – такое всегда случалось, когда он заводил разговор о своем французском участке земли, словно одно лишь упоминание о нем вслух открывало портал, через который можно было протянуть руку и физически прикоснуться к пампасной траве. К разогретым солнцем плитам.