Святой из тени - Гарет Ханрахан

Теревант записывался в армию добровольцем, но то было за полмира отсюда. И до Эскалинда.

Он почесал запястье, пригубил еще вина и перечитал письмо. Старинный почерк – писал какой-нибудь неусыпный служащий – разобрать непросто. «Вечная Корона в лице лэрда 117-го повелевает и обязывает…»

Звон колокольчика возвестил о посетителе. Обрадованный перерыву, Теревант поскорей покинул отцовский кабинет и по отделанному мрамором коридору зашагал к лестнице в переднюю, ожидая встретить мертвеца из Старого Хайта, какого-нибудь порученца того или иного отдела Бюро.

У подножия лестницы его ожидали двое живых. Один из них Тереванту не был знаком – какой-то взлохмаченный коротышка с лицом, словно вытянутым под стать длинному острому носу, пялился на великолепие дворцового холла. Одет в гражданское. А вот второго человека Теревант узнал моментально.

Лиссада.

Незнакомец, слуги, особняк, солнечные лужайки и громадное имение вокруг них, небеса и море с сушей тотчас смялись и пропали. Во вселенной есть лишь одно настоящее, значимое – Лиссада. Теревант внезапно обнаружил, что стоит рядом с ней, и неясно, сбежал ли он со ступенек или свалился, да и не важно. Ее волосы стянуты в пучок; на ней военная шинель, с виду велика на несколько размеров, хотя по ее фигурке их наверняка и не шьют. Скорее всего, забрала шинель у Ольтика – его брата, ее мужа. Одну руку она держала в кармане, вторая покачивала конвертом. От ее облачения желудок ухнул, несмотря на то, что сердце подскочило при виде нее самой. «Вдруг что-нибудь порвется, – обеспокоился он, – разойдется старая военная рана».

– Лис, я… – а полагалось «леди Эревешич».

– Давай выйдем, – быстро произнесла она, махнув на залитую солнцем площадку за приоткрытой дверью.

– Ты не устала? Из столицы поездка длинная.

– Я хочу опять побродить по старым местам. Ну же, Тер.

Теревант пошел рядом с ней, как будто и не минуло дюжины лет с их прогулок. В его воспоминании стоял солнцепек, и сарафан раздувался, когда она босиком по траве убегала прятаться за деревья. Он часто думал о тех минутах. В бою они были его талисманом, напоминанием, ради чего он сражается, совсем как картонные значки Короны у солдат низкой касты. У них свое представление о рае; для Тереванта рай по-прежнему и вопреки всему – та залитая солнцем лужайка. Сейчас, как и тогда, они не оставались одни. Прежде с ними уверенно шагал вперед его брат Ольтик; сегодня в изумлении опешил на пороге странный коротышка.

– Я на пару минут, – сказала Лиссада. Человечек кивнул, и Лиссада повела Тереванта по дорожке в рощицу, раньше они там играли.

Человечек смотрел им вслед из тени крыльца.

– Кто он? – спросил Теревант. Что-то выдавало в нем иностранца. Не хайитянина, по крайней мере, не уроженца Старого Хайта. Может, он с одной из немногих земель, что еще остались присоединенными к Империи.

– Мой порученец, – равнодушно ответила Лиссада. Она оглядела рощу. – А здесь совсем ничего не изменилось.

– Отец берег ее в прежнем виде. – Лис несколько лет воспитывалась здесь, в имении, после того, как мать Тереванта и сестры утонули в кораблекрушении у Маттаура. День приезда Лис стал днем, когда начала рассеиваться скорбь, а те несколько лет были годами счастья, унесшими от него горе.

– Как там старший Эревешич?

Теревант пожал плечами:

– Такой же упрямый. Все надеется на Обережение. – Это высшая из посмертных каст. Смерть матери произошла неожиданно; к отцовой же Теревант готовится много лет. Она – неизменная деталь его мысленного пейзажа, прочна и привычна, как особняк, тускло маячивший за деревьями.

В прочих чувствах такой уверенности нет. Он бередит эмоции, расчесывает присохшую к сердцу корку.

– Полагаю, Ольтик здесь?

– Нет, он по-прежнему в Гвердоне. Завтра в ночь я поеду обратно. – Она потерла пальцем печать на бежевом конверте, словно не решаясь его вручить. – И ты тоже. – Она протянула письмо. – Мне предписано откомандировать Тереванта из дома Эревешич, бывшего лейтенанта Девятого стрелкового.

Отпрысков Дома оберегаемых, такого как Эревешичи, обычно не назначают в полк наподобие Девятого, но там были его товарищи, а от «бывшего» сделалось больно.

– Как получилось, что бумагу приносишь ты? – спросил он с волнением. С удивлением. Опасением. Стыдом – ей известно, что он наворотил. Вспышкой злости на Ольтика, за то, что его тут нет. С ворохом безымянных эмоций. Письмо выпущено военным ведомством. А Лис из Бюро, гражданской службы. Их обязанности должны строго разграничиваться. Она наживет себе неприятностей, доставляя такие письма.

Она пожала плечами:

– Я догадывалась, что так все и будет. Оказалась по делам в Старом Хайте. И захотела тебя приободрить знакомой рожей.

Три полуправды, ноль искренности в сумме, но сейчас его беспокоит не это. Он вскрыл печать и взялся за письмо. Пробежал описание боя при Эскалинде, схватки с войсками Ишмиры. Как Облачная Роженица проявилась посреди битвы и выхватывала солдат, зашвыривала их в небо, рвала на куски, и кровь лилась сверху, как дождь. Как вместо моря растянулось нечто, похожее на жидкое стекло, которое одновременно и жгло и резало.

Ему приказали доставить на берег пушки. Он выполнил приказ, прорвался к храму, вклинился прямо в божью пасть. В сухих строках письма читалось изложение действий кого-то далекого и давно умершего. Он не помнит, как отдавал команды, не помнит тот сумасшедший бросок к храму.

Он растратил жизни своих бойцов в честь дурацкого похода за подвигом? Он вызвал гнев вражеских богов на себя и вывел выживших из бушующей бури? Теревант не знал этого сам, а раз не знал даже он, то какого черта могла нарешать кучка дохлых генералов, сидючи в Хайте?

Двести хайитянских солдат высадились на Эскалиндском взморье. Назад уплыли только семьдесят два. И только дюжина из них жива поныне.

– Ты храбро дрался, – негромко сказала Лиссада.

– Тут мнения расходятся. – Не приведено никаких оправдательных доводов. Никаких поблажек от комиссии по разбору. Нет никакой причины его щадить, но он дочитал до конца. И у него отвисла челюсть.

– Значит, меня не разжалуют?

Она не ответила, только многозначительно улыбнулась.

Он процитировал новый приказ:

– «Сим вы временно прикрепляетесь к подразделению дипломатической охраны с поручением проверки стражи, приписанной к посольству в Гвердоне». Ольтик влез, не иначе? Он попросил комиссию меня оправдать. Это вот так он не допустил, чтобы младший братик его опять опозорил? Он вытащит меня в Гвердон и будет за мной присматривать. Пекло, Лис, я не ребенок. Я сам могу устоять перед трудностями. – Он вложил в голос столько справедливого укора, сколько смог наскрести, но прозвучала в итоге обида. Истина известна всем: там, где Теревант с трудом пытается устоять, Ольтик шагает вперед. Но удержаться от восторга и облегчения он тоже не мог – его все-таки восстановили. Он предпочел бы справиться с этим сам, вместо вмешательства Ольтика, но главное – ему не отказано в возможности себя проявить.