Любовь во время пандемии - Екатерина Островская

– Ты же говорила, что любишь высоких.

– Говорила! – уже кричала Заморина. – Ну и что! Может, я специально так говорила, внушала самой себе, чтобы забыть его. И вот встретила – и нате! Лучшая подруга наплевала на мои чувства. И на чувства единственного мужчины. Самого лучшего мужчины на свете. Ты – разрушитель! Самой в жизни не повезло, так ты и меня хочешь сделать страдалицей…

Слушать это было невыносимо.

– Остановите здесь, – обратилась Вера к водителю такси.

– Здесь домов-то нет и темно. Опасно.

– Я вооружена.

Машина проехала еще сотню метров и остановилась.

Бережная достала из сумочки деньги и протянула водителю. Подруга, увидев это, вскинула брови.

– Ты меня бросаешь, – гневно начала шептать она, – оставляешь меня наедине с этим маньяком?

– Тебе пять минут ехать.

– А ты куда собралась, мы же рядом живем?

Остаток пути они проехали молча. Один раз только Заморина позвонила по телефону Виктору, после чего немного остыла.

– Он сказал, что они сейчас заканчивают. Он забросит домой Эмили, а потом сразу ко мне. Вот удивится, когда увидит, что у меня вся постель в розовых лепестках.

Вернувшись домой, Бережная невольно начала вспоминать все происшедшее этим вечером. Не столько вспоминала события, сколько людей, окружавших писателя Малеева. На его сорокалетие собралось совсем мало гостей, а если учесть, что Бережная с Замориной оказались там почти случайно, то выходит, что у Виктора не так уж много друзей: издатель Лушник, ресторатор Алексей, так легко подаривший другу половину своего бизнеса. Про еще одного гостя Вера старалась не думать: не хотелось верить, что он в числе немногих близких друзей писателя. Есть еще и банкир Горобец, который обещал быть с женой, а потом заскочил минут на пять. Зашел в зал, поздоровался со всеми, вручил коробочку с часами, потом вывел именинника в небольшую прихожую и о чем-то поговорил с ним. Через стеклянную перегородку было видно, что банкир едва сдерживается, чтобы не кричать на Малеева, а тот слушает молча и смотрит в сторону, словно все сказанное не имеет к нему никакого отношения и он в силу каких-то обстоятельств вынужден терпеть подобную несправедливость. Двое-трое друзей, седой мужчина не в счет. Нет жены, хотя имелась когда-то девушка в темных очках, и любовь у них была, если до сих пор Лушник вспоминает ту его спутницу. Скорее всего, у Виктора нет никого: ни жены, ни любовницы, а Заморина – это просто случайная встреча, иначе он был бы сейчас рядом с ней. Друзей нет: издатель – работодатель, банкир – брат погибшего приятеля по общаге, ресторатор – теперь уже партнер. И вообще, как он вот так просто отдал половину своего дела человеку, который никогда не будет им заниматься? Может, Малеев – инвестор? Вряд ли. Хотя писатели, тиражи книг которых в России достаточно велики, не такие уж бедные люди. Вот когда их книги издают за рубежом… Эмили Миллз – американская писательница, пишет на русском, и Малеев помог ей с переводчиком.

Вера приготовила постель, затем направилась в душ, продолжая размышлять, и пришла к выводу, что Малеев производит впечатление спокойного, уравновешенного, уверенного в себе человека, которому друзья не нужны. А любовь?

Уже выйдя из душа, Бережная услышала призыв мобильного телефона, который она оставила на прикроватной тумбочке. Когда подошла к кровати, звонки прекратились. Звонила, разумеется, Заморина. Вера поняла, что лучше ей перезвонить сразу, а то Инна продолжит беспокоить ее своими звонками и среди ночи.

– Вити нет, – без всякого вступления начала Инна, – я уже волноваться начинаю.

– Погоди, может быть, он с друзьями засиделся, потом повез домой писательницу.

– Так времени прошло почти два часа, как мы уехали. Я жду, сначала не звонила ему. Потом набрала. Шли гудки, но он не отвечал. А когда перезвонила, то аппарат был уже вне зоны или отключен. Наверняка эта американская стерва в свою постель его затащила.

– Во-первых, это не ее постель, а его собственная и в его же спальне. Во-вторых, он был не настолько пьян, чтобы ложиться с ней: он же тебя любит, это сразу видно.

– Правда? – обрадовалась доверчивая подруга. – А почему тогда он не перезванивает?

– Трудно сказать. Могу предположить, что он и в самом деле засиделся, а когда взглянул на часы, то увидел, что уже очень поздно, и решил тебя не беспокоить.

– Кстати, ему банкир «Ролекс» подарил, – вспомнила подруга. – Не золотой, конечно, но все же хороших денег стоит. А помнишь, там еще седой мужик был? Он молчал все время. Странный такой мужик – такого и господином назвать нельзя. Его даже не представили нам. Кто он такой вообще?

– Тебе лучше не знать. Но в определенных кругах он – личность известная. Представить даже не могла, что у писателя Малеева такие знакомые.

– Уголовный авторитет, что ли? Мало ли у кого какие знакомые… А как его зовут?

– Карен Качанов, но под своим настоящим именем он известен лишь ближнему кругу да правоохранительным органам. В криминальном мире он – Каро Седой. Человек хитрый и очень жестокий.

– Да ладно, что мне до него… – вздохнула Инна.

А потом из трубки снова вылетел ее вздох.

– Ладно, буду ждать.

– Ложись в постель и жди его в розовых лепестках, – посоветовала Бережная.

– Я так и делаю. А еще на мне новенькое белье – такое невесомое: я его даже не ощущаю на теле. Ночнушка коротенькая и прозрачная насквозь…

– Погоди, – прервала подругу Бережная, – ты меня что, соблазняешь? Я на секс по телефону не подписывалась.

– Ты чего! – испугалась Заморина. – Просто делюсь…

– Я пошутила. Закрывай глаза, а когда откроешь, он будет рядом.

Глава четвертая

Если бы не та старая статья, опубликованная двадцать лет назад в студенческом сборнике, Бережная и не вспомнила бы никогда о существовании Малеева. И Заморина наверняка не вспомнила бы, несмотря на то, что между ними была когда-то кратковременная связь. И то, что он подошел к ней, весьма странно. Вполне возможно, что у писателей, в отличие от всех остальных мужчин, память не очень короткая. Малеев определенно человек одинокий, что странно, ведь он известный писатель, а возле таких всегда крутятся люди, мечтая блеснуть отраженным светом чужой славы. Друзей у него практически нет, и тем более странно, что на более чем малочисленном праздновании его юбилея присутствовал авторитетный вор. Качанов не произносил тостов, молчал, не приглашал на танец ни Заморину, ни Бережную, ни двух молоденьких официанток, как это делал Лушник. Обе девушки свеженькие и очень обаятельные, совсем не похожие на сотрудниц общепита. Скорее всего, они студентки, подрабатывающие в популярном уютном баре.