Каменные небеса - Н. К. Джемисин

Мы не обижены этим, поскольку наше мнение и опыт тоже тщательно сконструированы. Мы не понимаем, что Келенли пришла дать нам ощущение принадлежности к человечеству. Мы не понимаем, почему до сих пор нам был запрещен этот концепт себя… но мы поймем.

И тогда мы поймем, что человек не может быть собственностью. А поскольку мы и то и другое и так не должно быть, в нас созреет некий новый концепт, хотя мы никогда не слышали слова для него, потому что проводникам запрещено даже упоминать его при нас. Революция.

Ладно. Мы в любом случае не очень-то пользуемся словами. Но это именно то. Начало. Ты, Иссун, увидишь конец.

3

Ты, в дисбалансе

ТЕБЕ ТРЕБУЕТСЯ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ, чтобы достаточно оправиться и стать способной идти самой. Как только это происходит, Юкка забирает твоих носильщиков на другие задания, и тебе приходится ковылять, слабой и неуклюжей от потери руки. Первые несколько дней ты тащишься далеко позади основной группы, добираясь до лагеря через несколько часов после того, как они устраиваются на ночь. К тому времени, когда ты приходишь за своей долей, мало что остается от общинной еды. Хорошо, что ты больше не чувствуешь голода. Также остается мало места, чтобы раскатать свой спальник – хотя тебе все же дали аптечку первой помощи и припасы взамен твоего потерянного дорожного рюкзака.

Оставшиеся места не слишком хороши, в основном по краям лагеря или не на дороге, где сильнее угроза нападения хищника или неприкаянного. Но ты все равно засыпаешь там, поскольку устала.

Ты предполагаешь, что в случае настоящей опасности Хоа снова понесет тебя: похоже, он может переносить тебя на короткие расстояния через землю без проблем. И все же гнев Юкки трудно выносить во многих отношениях. Тонки и Хоа тащатся позади вместе с тобой. Почти как в прежние времена, только теперь Хоа появляется, когда ты пускаешься в путь, держится позади тебя, затем возникает где-то впереди. Большую часть времени он принимает нейтральную позу, но порой вытворяет нечто смешное, например, когда ты застаешь его в позе бегуна. Возможно, камнееды тоже скучают. Хьярка остается при Тонки, так что вас четверо. Нет, пятеро – Лерна отстает, чтобы идти с тобой, злой на то, что считает дурным отношением к своему пациенту. Он не считает, что женщина, недавно вышедшая из комы, вообще должна ходить, тем более тащиться позади всех. Ты пытаешься сказать, чтобы он не оставался при тебе, не навлекать на себя гнев Кастримы, но он фыркает и говорит, что если Кастриме действительно хочется настроить против себя единственного человека в общине, который официально обучен хирургии, то они его не заслуживают. И это… ну, хорошее замечание. Ты замолкаешь.

Ты как минимум справляешься лучше, чем ожидал Лерна. По большей части потому, что это была не настоящая кома, и еще потому, что ты не утратила до конца своей дорожной формы за эти семь-восемь месяцев в Кастриме. Старые привычки легко восстанавливаются: найти размеренный, пусть и медленный, шаг, которым ты все равно покрываешь мили; нести рюкзак низко, чтобы его основной вес приходился на крестец, а не на плечи; пригибать голову на ходу, чтобы падающий пепел не покрывал очки. Потеря руки скорее неудобство, чем настоящая тягота, по крайней мере при наличии стольких помощников вокруг. Кроме дисбаланса и фантомного зуда или ломоты в несуществующих пальцах и локте, сложнее всего одеваться по утрам. Удивительно, как быстро ты приучаешься присаживаться, чтобы помочиться или облегчиться без того, чтобы упасть, но, возможно, ты просто более мотивирована после многих дней в подгузниках.

Так что ты идешь сама, просто медленно поначалу, а затем все быстрее день ото дня. Но во всем этом есть одна проблема – ты идешь не туда.

Однажды вечером Тонки приходит посидеть с тобой.

– Ты не можешь уйти, пока мы не зайдем дальше на запад, – говорит она без обиняков. – Почти до пустыни Мерца, думаю я. Если хочешь дойти туда, тебе надо уладить отношения с Юккой.

Ты зло смотришь на нее, хотя для Тонки это осмотрительное поведение. Она подождала, пока Хьярка засопит в своем спальнике, а Лерна уйдет к лагерной отхожей яме. Хоа по-прежнему рядом, стоит, не скрываясь, стражем над вашей маленькой группой среди общинного лагеря, и черты его черного мраморного лица подсвечивает огонь твоего костра. Тонки знает, что он верен тебе в той степени, в которой он понимает верность.

– Юкка ненавидит меня, – говоришь ты в конце концов, когда твой взгляд не вызывает у Тонки ни огорчения, ни сожаления.

Она выкатывает глаза.

– Поверь мне, я знаю, как выглядит ненависть. Юкка… испугана, немного вызверилась, но в какой-то степени ты этого заслуживаешь. Ты подвергла ее народ опасности.

– Я спасла ее народ от опасности.

На той стороне лагеря, словно иллюстрацией твоему доводу, ты замечаешь кого-то, передвигающегося с глухим звяканьем. Это одна из реннанитских солдат, немногих захваченных живьем после последнего сражения. Она в колодке – деревянном воротнике на петлях с отверстиями для рук, в результате чего они подняты вверх и разведены – соединенной двумя цепями с кандалами на ногах. Примитивно, но эффективно. Лерна обрабатывает натертости пленницы, и ты понимаешь, что им позволено снимать колодки на ночь. С кастримитами реннаниты обошлись бы куда хуже, если бы ситуация обернулась в их пользу, но все равно это неловко. Они, в конце концов, вряд ли могут сбежать. Даже если кто из них сбежит сейчас без колодок – без припасов и защиты большой группы они станут чужим кормом, не пройдет и пары дней. Эти колодки лишь насмешка в довесок к ранам и неприятное напоминание о том, что все может быть куда хуже. Ты отводишь взгляд.

Тонки видит, как ты смотришь.

– Да, ты спасла Кастриму от одной беды и подвергла не менее тяжкому испытанию. Юкка хотела только первой части.

– Я не могла избежать второй. Мне надо было позволить камнеедам перебить всех рогг? Убить ее? Если бы у них получилось, механизмы жеоды в любом случае перестали бы работать!

– Она это понимает. Потому и говорю – это не ненависть. Но… – Тонки вздыхает, словно ты особенно тупая. – Смотри. Кастрима была – есть – эксперимент. Не жеода, народ. Она всегда знала, что это риск – пытаться создать общину, в которой жили бы бездомные и рогги, но это работало. Она заставила этих стариков понять, что нам нужны новые общинники. Заставила всех думать о роггах как о людях. Заставила их согласиться жить под землей, в развалинах мертвой цивилизации, хотя они могли бы прикончить нас в любой момент. Даже удержала их от того, чтобы наброситься друг на друга, когда серый камнеед дал им повод…