Под неусыпным надзором - Адам Нэвилл

Он вдохнул в тебя жизнь, как мастер парой оборотов ключика вдыхает жизнь в заводную игрушку…

Но Юэн никогда не хотел отпускать Себа. К концу года Себ уже твердо знал, что Юэна не заботило ничего, кроме как напиться или оказаться под кайфом. И все это время он использовал Себа в качестве сиделки, камердинера, подмастерья, домработницы и восхищенного поклонника. Себ вкалывал в университете, затем вкалывал еще больше после. Но ведь он не был ничем обязан Юэну!

Не Юэн ли постоянно поощрял его желание отвернуться от всего материального, от семьи и друзей? Юэн считал, что бедность и желание избежать ответственности и привязанности было единственным способом стать настоящим художником, истинным творцом. И как только Себ заинтересовался этими идеями, как только начал видеть в них руководство к действию, он почувствовал, что уже не в состоянии по-другому воспринимать окружающий мир. Было ли это неизбежностью? Не в этом ли крылась причина его притягательности для Юэна? А он сам? Не чувствовал ли он, что Юэн был его предназначением? Или, по крайней мере, не был ли он ошеломлен своим собственным смирением? Тогда Себ не знал, что в восемьдесят девятом им уже суждено было расстаться.

А в тот год все только началось. Юэн стал источником его вдохновения. И на протяжении еще пятнадцати лет, занимаясь разными видами подработки – частенько в униформе, частенько низкооплачиваемой, иногда временной или ставшей единственным источником для существования, – перебиваясь в отдаленных уголках города, населенных бедными иммигрантами и теми, кто оказался за бортом жизни, – Себ ощущал на себе менторский взгляд Юэна. Если у других не было иного выбора, то он был просто не в силах противостоять его наставлениям. Он так хотел походить на писателей старой школы. Вероятно, теперь призрак Юэна вернулся, чтобы проконтролировать его успехи, скорректировать их согласно одному ему ведомому плану – или обратить все вспять.

После публикации первых рассказов несколько откликов в прессе окончательно убедили Себа придерживаться выбранного курса, хотя время от времени ему очень хотелось узнать, как бы повернулась его жизнь, если бы он решился изменить ее. Но как? Найти постоянную работу? Он и понятия не имел, как это сделать и какая работа ему нужна. Вот напишу еще одну книгу, тогда посмотрим. Это была его мантра. По крайней мере, работа над книгами отнимала все его силы. Он всегда был трудоголиком, а потому очень много и усердно работал.

Когда умерли оба его родителя – последней ушла мама, – Себ провел два года на антидепрессантах, нацепив форму охранника, а затем удача улыбнулась ему. Ужастики вошли в моду, и на него обратили внимание.

Но почему сейчас на него обратило внимание его собственное прошлое?

Себ все еще лежал в кровати с опущенными жалюзи. Мало-помалу дневной сон сморил его.

Глава 4. Беспокойная ночь

Себу снилась зима. Угольно-черное небо и серый свет. Он куда-то идет, а вокруг него люди. Он не знает их. Они передвигаются на четвереньках и выглядят беспомощными, потерянными и как будто слепыми.

– Там есть свет? – спрашивают его.

– Вы не видели мою сестру? – обращаются к нему.

– Я не могу вернуться, – жалуются ему.

Он спускается по склону холма на поле для гольфа. Он часто проходил здесь, когда шел в паб на Черстон Корт. Он идет вверх и вниз по ухоженным травяным холмам. Старается идти быстрее, чтобы оторваться от тех, кто, подобно младенцам, ползет за ним. Он старается не смотреть на них. Они кажутся ему чрезвычайно тонкими и даже в некоторых местах прозрачными. Единственное лицо, в которое он отважился заглянуть, напомнило ему смятую мокрую газету.

Прямо перед ним широко раскинулось море, подернутое дымкой. Себ поворачивается и видит большое белое здание высотой в три этажа. Белый плоский фасад как у огромного мавзолея. Себ никогда раньше не видел ничего подобного. Внутренний двор полон людей, и вот в толпе он слышит голос матери. Ему хочется побежать к ней. С тех пор как ее не стало, прошло уже девять лет, но он почему-то уверен, что действительно видит ее красное пальто.

Себ выкрикивает:

– Что?

И одновременно с ним толпа указывает на небо. Из общего гула ясно выделяется голос матери.

– Вернись! – кричит она. А может, это было «оглянись»?

Он – мальчик. Он сам не заметил, как это случилось – как и всегда, во снах. Он все еще на поле для гольфа, но теперь вместо травы под его ногами опилки. Как раз такие он видел в мясной лавке, когда заходил туда со своей няней. Они были разбросаны повсюду, плотным ковром покрывая холодный пол. Опилки, смешанные с темной кровью. Ему постоянно говорили: «Не трогай грязный пол своими маленькими проказливыми ручонками! » Ему нравилось, как здесь пахло. Это был запах холодных сосисок и железа.

Себ уже по колено провалился в опилки и мелкие древесные щепки. Он задыхается, пытаясь выбраться. Где-то поблизости яростно хлынула вода – будто прорвало песчаную плотину. Себ не видит потока, но боится, что тот вот-вот появится и затопит его с головой. Что-то показалось на горизонте: живое, белесое, оно медленно надвигается, припав к самой земле. Он слышит его приглушенное сопение, и давний страх перед собаками сковывает все его мышцы.

Все, кто, подобно крабам, полз за ним, засуетились и попрятались под перевернутыми камнями. Существо, выбрав Себа своей добычей, приближается все стремительнее. Он изо всех сил пытается найти опору, вырваться из трясины. Кричит, зовет мать. Но она слишком далеко.

Голова существа настороженно замирает, и это заставляет Себа подозревать – осознавать, – что под грязной мешковиной скрывается что-то поистине ужасное. Голова поворачивается к нему. У Себа нет сил даже на то, чтобы закричать. Он больше не пытается вырваться – и вдруг вновь отчаянно зовет мать, громко и хрипло.

Внезапно сон переносит его в дом, где прошло его детство. Он сидит на зеленом с коричневыми крапинами ковре и вертит в руках рисунок, на котором, по его мнению, изображен хамелеон. Он видит сверкающую огнями рождественскую елку, узорную стеклянную дверь, фанерное окошко для передачи еды из кухни – образы всего того, что вскоре будет потеряно для него навсегда. Доносится треск ломающегося дерева: что-то невидимое, но очень большое медленно кружит по кухне, то и дело задевая дверцы буфета.