Вечный кролик - Джаспер Ффорде

Мы прошли по соединительному коридору в более новую часть здания и очутились в нашем просторном и безупречно чистом офисе. Его стены были выкрашены в успокаивающий зеленый цвет, вокруг стояли растения в горшках, и рядом висел большой постер в рамке, на котором была изображена гора в Новой Зеландии, отражающаяся в озере. Постер должен был «мотивировать», но я не видел в нем ничего, кроме горы и озера. Несмотря на большие окна, в офисе было душновато и немного темно. Окна не открывались и были затонированы так, чтобы нас не видели снаружи. Поговаривали, что они пуленепробиваемые – их устанавливали в то время, когда люди еще верили, что кролики способны на массовые силовые акции.

Агент Куницын еще не прибыл, но заведующая сектором Флемминг уже сидела в своем кабинете – одной из двух огороженных стеклом комнат. Из них просматривался весь остальной офис, но при необходимости Флемминг и агент Куницын могли в них уединиться. Сьюзан Флемминг была улыбчивой и хорошенькой, из-за чего казалась намного более приятной личностью, чем была на самом деле. Из-за своих резких взглядов, веры в превосходство гоминидов, полного отсутствия любознательности и моральной отмороженности она почти идеально подходила для долгой и успешной карьеры в сфере надзора за кроликами. На стене ее кабинета висела не фотография семьи, а ее собственное фото с премьер-министром Найджелом Сметвиком и Старшим Руководителем. Скорее всего, снимок сделали, когда Флемминг повысили до заведующей сектором. Но, несмотря на свою миловидность, лицо Флемминг всегда было бесстрастным, а ее единственный глаз – она никогда не рассказывала, как потеряла второй, – почти не моргал и не двигался. Вместо этого она, чтобы смотреть по сторонам, поворачивала голову, чем напоминала мне неумело управляемую марионетку.

– Доброе утро, мистер Нокс, – сказала она.

– Доброе утро, мэм.

– Сегодня вы работаете в Оперативном отделе, – без предисловий сказала она. – Наш новый безопасник принес с собой одно текущее дело. Он все выходные разрабатывал его вместе с Куницыным, так что не разочаруйте.

Мне это совсем не понравилось.

– У меня отвод от Оперативного отдела. Плоскостопие.

Я немного качнулся вперед-назад, как бы подтверждая сказанное.

– Чушь, – сказала Флемминг.

– Нет, правда. Справку выдавал наш штатный врач.

– Я сказала «чушь» не потому, что у вас нет справки, – пояснила Флемминг. – А потому, что плоскостопие – это полнейшая чушь. Слушайте, у Тоби недостаточно опыта и знаний, а все остальные уже заняты. Крольнадзору нужны толковые опознаватели, способные работать в полевых условиях, а не сидеть сутки напролет в четырех стенах.

– Да, но…

– …вам нужно проявить инициативу, Нокс. Некоторые из нас считают, что ваше рвение к работе начинает угасать. Если вы не начнете действовать, то мы можем решить, что нужно провести проверку эффективности вашей работы.

– Я ее проходил меньше двух месяцев назад.

– Я говорю о более тщательной проверке, которую проведет лично Старший Руководитель.

Она постучала своими длинными ноготочками по столу и склонила голову набок.

А вот это было уже серьезно. «Проверка эффективности» Старшим Руководителем представляла собой не вежливую беседу о проделанной работе, а скорее продолжительный и очень обидный нецензурный монолог.

– Вы на такое не пойдете.

– Пойду. Он уже сказал, чтобы вы зашли к нему на разговор, если откажетесь работать в Оперативном отделе.

Я почувствовал, как у меня вспотели ладони и скрутило живот. Расстраивать Старшего Руководителя не хотелось никому. Сотрудники старше меня предпочитали увольняться, лишь бы не получить от него выволочку, и смелые мужчины и женщины не раз выходили из его кабинета в состоянии травматического шока от его словесных угроз. Лишь немногие храбрецы осмеливались встретиться с ним взглядом, и я точно знал, что Тоби однажды взял выходной, после того как столкнулся с разозленным Старшим в лифте.

– Я пойду в Оперативный отдел, – сказал я. Мне нужно было проработать еще как минимум десять лет, прежде чем я мог хотя бы подумать о пенсии.

– Хорошо, – сказала Флемминг. – Встреча с нашим новым безопасником назначена на полдень. Он пояснит, что вам нужно будет сделать.

Я сел за свой стол и собрался было работать, когда в офис вошел Адриан Куницын.

Из хорошего о нем можно было сказать лишь то, что в удачные дни он почти переставал быть несносным и, в сравнении со Старшим Руководителем и Найджелом Сметвиком, начинал казаться таким же добродушным, как Джули Эндрюс. Он работал в нашем отделе, расследовавшем кроличье мошенничество с использованием персональных данных, куда его переманили из службы безопасности Крольнадзора. Вдобавок у Куницына была полезная черта, позволявшая ему справляться с зачастую напряженной работой в Надзоре: он до глубины души ненавидел кроликов.

– Доброе утро, – сказал Куницын.

Мы тоже поприветствовали его, причем Тоби сделал это куда более радостно, ведь они вместе играли в сквош, или ракетбол, или еще во что-то в этом духе. Куницын был высоким и темным, худым как швабра, с длинными руками и ногами, которыми он постоянно шаркал по полу, как какой-нибудь неуклюжий подросток. Его острые черты лица не выражали почти никаких эмоций, а маленькие черные глазки все время бегали по комнате. К тому же через всю его щеку шли два мясистых шрама, заканчивавшиеся на его недоразвитой челюсти. То был след кроличьего укуса, который он получил во время одного неудачного задержания. После Очеловечивания острые зубы кроликов увеличились, а челюсти стали настолько сильными, что разодрать ими чью-либо плоть не составляло труда.

Все считали, что Куницыну повезло, раз он отделался всего лишь шрамами.

– Кто-нибудь хочет чашечку чаю? – спросил Куницын, понимавший всю важность офисного этикета.

– Я хочу, – сказал Тоби.

– Пит?

– Не откажусь.

Он жестом спросил то же самое у Флемминг, и она ответила ему, подняв большой палец. Куницын собрался уже было уйти, как вдруг остановился и спросил меня:

– Ты ведь сегодня с нами, в Оперативном?

– Похоже, что так.

– Молодчина.

И он ушел.

– Не повезло, – сказал Тоби. – Но посмотрите на это с другой стороны – у вас здорово получается опознавать кроликов, так что они не станут подвергать вас опасности.

– Может, и так, – сказал я, но не стал вслух говорить о том, что именно меня беспокоило. Работа в Оперативном отделе была опасной. Причем опасность состояла не в угрозе моей жизни, а в том, что я мог увидеть нечто, чего видеть совсем не хотел. Если у меня и был какой-то принцип в работе на Крольнадзор, то звучал он так: «Не высовывайся, не отсвечивай и никогда, ни за что не соглашайся работать в Оперативном отделе».