Перехватчик - Василий Головачев

– Три «К»…

– Значит, слышал. Надеюсь также, что задачи наши тебе понятны, поэтому общую панораму рисовать не буду.

– Какой же ты занимаешь там пост?

– Комиссар-5, начальник службы безопасности и кадровой подготовки. Официатьнре прикрытие: вице-президент Ассоциации ветеранов спецслужб «Барс». Кроме того, я преподаю стиль «комба» в Русском центре боевых искусств. Слышал?

Василий кивнул. «Комба» – комбинированная манера боя – включала в себя техническую спецподготовку, приемы карате, джиу-джитсу, дзюдо, бокса и кэмпо, короче – приемы уличной драки, реального боя.

– Впрочем, что я спрашиваю, – продолжал Шевченко, – ты же проходил курс «киммандо» [19 - Курс выживания и разведывательно-диверсионных действий. ], а это примерно то же самое.

– Короче, Склифосовский, не ходи вокруг да около.

– Вася, нам нужны специалисты высокого класса, вплоть до «абсолюта», а ты – бывший ганфайтер-перехватчик, иных рекомендаций и не требуется. Пойдешь в «кобры»?

– «Кобры»? Что это?

– Командир обоймы риска, сокращенно «кобра». Зарплата такая, что и министрам не снится. Плюс моральное удовлетворение от искоренения зла, что немаловажно. Ну и главное… – Валерий перестал улыбаться. – Осознание полной свободы и власти.

– Последнее – лишнее, – буркнул Василий. – Я подумаю. Хотя убежден: злом зло победить нельзя. Другое дело – торжество справедливости… Но я подумаю. Можно у тебя еще на сутки задержаться?

– Ради Бога. И последнее, Вася. Ты был дружен с другим «абсолютом», неким Соболевым. Не знаешь, где его можно найти? О нем такие легенды ходят, что нам захотелось и его заполучить в команду.

– Откуда ты знаешь о Соболеве?

– От верблюда. Не забывай, я работаю в «Барсе» и в «ККК», а информация и там, и там поставлена не хуже, чем в контрразведке. Так что ты скажешь?

Василий долго не отвечал, размышляя о предчувствиях вообще и Матвея, в частности. Рано или поздно такое должно было случиться, когда-нибудь их вычислили бы и без этой случайной встречи в Москве. Хотя, с другой стороны, ничего случайного в мире не происходит, ибо случайность – нелроявленная закономерность.

– В принципе мы и сами в состоянии попросить его присоединиться к нам, тем более что знаем, где он в настоящий момент пустил корни, – в Рязани. Но будет лучше, если попросишь ты.

Балуева неприятно поразила осведомленность бывшего соученика по рукопашному бою относительно местонахождения Матвея, однако виду он не подал.

– Если решу работать с вами, предложу и ему, – отрезал он. – Давай-ка спать, утро вечера мудренее.

Проснулся Василий в семь утра, однако хозяина уже дома не было. На столе ждала записка: «В холодильнике колбаса и яйца, молоко. Завтракай. Вечером покалякаем». На записке лежал ключ от квартиры.

Позанимавшись в «спортзале» на тренажерах, Василий позавтракал и, не имея особых планов, поехал к Володе Абуткину, адрес которого дал Злобин.

В фойе метро Балуев обратил внимание на милиционеров, работников метрополитена, задержавших на его глазах пожилого мужчину в сапогах и стеганом халате, не то киргиза, не то казаха. О чем они с ним толковали, неизвестно, только в результате пожилой киргиз опустился на лавку и заплакал, а милиционеры, один тощий, согнутый, как скоба, а второй толстозадый, с бритым мясистым затылком, спокойно направились вдоль перрона, поигрывая дубинками.

Обычно Балуев не вмешивался в подобные инциденты ни на улице, ни в присутственных местах, но при взгляде на морщинистое темное лицо жителя дружественной державы, по которому текли слезы, что-то стронулось в его душе, и Василий, не раздумывая, шагнул к нему.

– Что случилось, отец? Я видел, как ты беседовал с держимордами. Ударили, что ли?

– К дочке приехал… Сулеймановы мы… а паспорт забыл… тот деньга взял… все… сказал, заберу, давай деньга…

– Сколько взяли-то?

– Двесть тыща… все… больше нету… подарка хотел купить…

– На, отец, держи. – Василий сунул мужичку шесть бумажек по пятьдесят тысяч. – Покупай свой подарок. Ошиблись солдатики, я с ними поговорю. Куда ехать собрался?

– Савале… Савольска…

– «Савеловская»? Садись, твой поезд идет. – Василий посадил ошеломленного старика в вагон, догнал милиционеров, остановивших молодую пару армянского вида.

– Эй, начальник, поговорить надо.

– Чего тебе? – лениво обернулся толстозадый страж порядка с блинообразным безбровым лицом.

– Пошли в дежурку, здесь народу много.

– А документы есть?

– Там и покажу. – Василий направился в конец платформы, где находились служебные помещения станции метрополитена. Однако милиционеры остановили его раньше, дернули за плечо. Один демонстративно расстегнул кобуру штатного «ПМ», второй перехватил дубинку левой рукой, протягивая правую.

– Документы, гражданин.

– В порядке, – обернулся Василий, сдвигая кожаную кепку на затылок. – Давайте-ка по хорошему договоримся: вы возвращаете деньги, что отобрали у того старика-киргиза в халате, добавляете столько же своих за моральный ущерб, а я делаю вид, что ничего не произошло.

Тощий служитель закона заржал, у блинномордого нехорошо сузились глаза и побелели губы.

– У тебя что, бля, крыша поехала? ! А ну, кажи документы, пока не загремел в темную!

Василий со вздохом воткнул ему кулак в подреберье, помог сесть на скамью у стены. Сказал застывшему от неожиданности тощему:

– Деньги!

Милиционер схватился за дубинку, но рука вдруг отказалась повиноваться, из глаз посыпались искры, воздух застрял в легких, не желая выходить. Василий плюнул на его мундир, сел в вагон и уехал. Ругал себя лишь за то, что не довел защитников правопорядка до дежурного помещения – урок надолго запомнился бы им.

Володя Абуткин жил в двухкомнатной квартире по Староконюшенному переулку вместе с женой, ее матерью и дочерью жены от первого брака. От одного запаха, витавшего в квартире больного, Василия замутило, а когда он глянул на неподвижно лежащего в кровати бывшего однокашника, на его бледное одутловатое лицо, настроение и вовсе испортилось.

Абуткин узнал Балуева не сразу, а когда понял, кто к нему пришел, даже прослезился. Василий выгрузил из сумки яблоки, бананы, фруктовую воду, открыл «херши», сказал со смешком:

– Время пить «херши», Бутя. Рад тебя видеть!

– Взаимно, – прошептал растроганный Абуткин. Говорил он медленно, не заикаясь, но явно с трудом, и смотреть на мучения парня было тяжело. Вся нижняя часть тела Володи была парализована и не двигалась, а что он чувствовал, можно было представить.