Излом зла - Василий Головачев

Искусство ниндзюцу вообще развивалось не как самоцель, средство для получения спортивного титула или символического поощрения в виде цветного пояса. Оно представляет скорее систему эффективных способов для достижения тех или иных целей личности с минимумом опасности, что заложено даже в названии борьбы – ниндзюцу. Иероглиф «нин» имеет два ряда значений: выносливость, упорство, терпение, стойкость, и второй ряд – тайный, незаметный скрытный, а иероглиф «дзя» переводится как личность, индивидуум. Таким образом, ниндзюцу – это искусство тайных действий с учетом вышеназванных категорий, подразделяемое на два уровня: бу-дзюцу – искусство воина (низший уровень) и хей-хо – стратегия боя (высший уровень). Василию удалось овладеть обоими и стать мастером ниндзюцу – мэйдзином, для которого не существовало тайн ни в одном виде рукопашного боя.

Конечно, он не стал «японцем» – по ощущению мира, но воспитан был все-таки в традициях ниндзюцу и не только довел до совершенства искусство воина, но и по большому счету достиг гармонического отражения окружающей действительности, в основе которого лежало интуитивное ощущение опасности на уровне рефлексов, тонких движений полей и излучений.

Сущность каждодневных тренировок для Балуева состояла не столько в освоении или повторении присущих ниндзюцу приемов боя, сколько в становлении и развитии в сознании тех ощущений, которые вызывает их применение. Как известно, в естественных условиях – улица, двор, метро, магазин, коридор, комната и тому подобное – ближний бой подразумевает применение любых подручных средств: палки, камня, гвоздя, булавки, осколка стекла, доски, веревки, пуговицы, скрепки, даже ассигнации, – и тренировка владения этими предметами скорее вырабатывает ощущение всеобъемлющей системы защиты. Поэтому большую часть времени тренинга Василия занимала именно эта специфичная система владения «полезными деталями».

Начав тренировку в шесть утра, он закончил ее в половине восьмого эффектным прыжком через кресло и броском остро заточенного карандаша в глаз идола для тренировок, стоящего в углу комнаты. Попал. Бесшумно приземлился с перекатом и пошел в душ. Уже вытираясь махровым полотенцем, услышал телефонный звонок, взял трубку аппарата и услышал голос Первухина (генерал лично курировал сборы группы перехвата, отправляемой в Чечню, в которую входил и Балуев):

– В десять быть на базе. Без опозданий.

– Слушаюсь, – ответил Василий, не испытывая ни особой озабоченности, ни особых переживаний по поводу того, что ему предстояло выполнить.

И в это время он почувствовал некий внутренний холодок, словно кто-то заглянул в него, как птица в открытую форточку, и в комнату влетел свежий ветерок. А через секунду тихо звякнул входной колокольчик.

Хмыкнув про себя с недоумением: гостей Василий не ждал, квартира принадлежала ФСБ, и прийти к нему мог разве что сам Первухин или в крайнем случае командир подразделения полковник Смирнов, – он открыл дверь и вздрогнул, встретив взгляд голубых глаз позвонившего. У него даже заныло под ложечкой и защипало в глазах. Взгляд молодого человека (лет двадцать семь – двадцать восемь, ровесник, надо полагать) был необычайно глубоким, серьезным, хотя и не без иронии, спокойным и понимающим, таящим недюжинную скрытую силу. Незнакомец знал и видел так много, что Василий невольно поежился. Такого лица, дышащего внутренним, просветленным покоем, бесконечно уверенного, воспринимающего и отражающего действительность как зеркало, Балуев еще ни у кого не видел. И понял, что перед ним мастер, достигший совершенства в воинских искусствах, воплотивший в жизнь формулу Гуань-Инь-цзы [3 - Древний литературный памятник даосизма (кит. ). ]: будь текуч, как вода, покоен, как зеркало, отзывчив, как эхо, и невозмутим, как тишина. А еще Василию показалось, что он уже где-то видел это лицо, может быть, в снах, может, наяву.

– Здравствуйте, Василий Никифорович, – тихим приятным голосом произнес незнакомец. – Разрешите войти?

– Нава Юмио, Хэйситиро, Рисукэ, Масааки? – спросил Василий, подразумевая учителей школ ниндзюцу, в которых мог бы оттачивать свое мастерство гость.

– Ямасита Тадаси, – улыбнулся молодой человек, – стиль «потерянных следов». Хотя я от этого просто оттолкнулся и давно проповедую русбой.

– «Барс», – кивнул Василий. – Похоже. Кто вы?

– Меня зовут Матвей Соболев, и работаю я, как и вы, ганфайтером, «волкодавом»-перехватчиком, только в другой конторе.

Василий впустил гостя, отметив, как тот держится – совершенно свободно и естественно, не боясь поворачиваться к хозяину спиной, и как движется – экономно, гибко, плавно и точно, и окончательно уверовал в то, что впервые встретил профессионала, равного себе, а то и превосходящего по мастерству боя.

– У кого вы работаете? Антитеррор?

– «Смерш».

– Контрразведка! Надо же, какая встреча! А я гадаю, кто меня вычислил? Мы с вами не могли раньше встречаться? Такое впечатление, что я вас знаю.

– О да, – кивнул Соболев, оглядывая спартанское убранство гостиной со спортивным комплексом в углу, с любопытством посмотрел на идола с торчащим из глаза карандашом. – Мы знакомы уже два года. Я смотрю, вы практикуете методику шреба?

– Кое-какие приемы, – небрежно ответил Вася, выхватывая вдруг из кармана новенькую денежную купюру достоинством в тысячу рублей и делая почти неразличимый взмах рукой.

Матвей проследил за падением двух половинок комара, к своему несчастью пролетавшего мимо, улыбнулся одними глазами, но ничего не сказал, вспомнив, как два года назад таким же манером демонстрировал свое умение Кристине.

– Проходите, присаживайтесь, – сделал приглашающий жест Василий, от которого не ускользнула усмешка гостя, досадуя на свое мимолетное тщеславное желание что-либо показать. – Кофе, чай, кефир, минералка?

– По вашему усмотрению, – сел в кресло Соболев, одетый в самый обычный летний костюм: джинсы, кроссовки, голубоватая рубашка, безрукавка, – позволяющий затеряться в любой толпе.

Василий принес чашки, ложки, кофейник, сахар, слоеное печенье, и они принялись пить кофе, поглядывая друг на друга с абсолютно разными чувствами. Неизвестно, о чем думал гость, но у хозяина росла тревога, появилось ощущение дискомфорта, ожидания каких-то перемен и новостей, однако он постарался выглядеть так же невозмутимо, как и Соболев, понимая в то же время, что тот свободно читает его переживания.

– Вы сказали, что мы знакомы уже два года… – не выдержал Василий наконец.

– Сейчас поясню. – Соболев промокнул губы салфеткой, жестом отказался от второй чашки кофе. – Только прошу выслушать все внимательно, без восклицаний и определений, какой бы удивительной ни показалась вам моя речь. Я не сумасшедший, я просто много знаю. Дело в том, дорогой Василий… э-э… Никифорович, что я как бы побывал в будущем и вернулся и теперь знаю почти все, что будет происходить. С вами, со мной, с миром вообще. За примерами долго ходить не будем, я представлю доказательства сразу после рассказа. А теперь слушайте. Вы случайно не читали кое-какую эзотерическую литературу? Что такое Внутренний Круг, знаете? Вот с этого и начнем…