Возвращение «Стопкрима» - Василий Головачев

Потом сели за стол, обмениваясь шутками.

Отец, как всегда, был сдержан, мама радовалась, успевая ухаживать за всеми и поддерживать беседу. В своём домашнем халатике она была похожа на девочку, сестру Луши, а не взрослую мадам пятидесятилетнего возраста.

– Что на работе? – спросил Василий Никифорович.

– Нормально, – отмахнулся Матвей. – Рутина. Сегодня будем вразумлять одну леди в Южном Бутове, пустила на постой южан из Таджикистана, а те, похоже, устроили в квартире производство курительных смесей. Запахи полезли во все щели. А полиция делает вид, что ничего особенного не происходит.

– Прикормленная полиция.

– Как водится. Участковый какой-то мутный, страдает одышкой, обещает людям помочь, но ничего конкретного не делает. Паша вообще предлагает за ним наблюдение установить.

– Это не ваша епархия.

– Я так ему и сказал.

– Паша – это твой сотрудник?

– Бывший морской пехотинец, молодой, горячий, приходится сдерживать. На нашей работе мы не можем позволить себе вольности.

– Ну, молодость многое может себе позволить.

– Да ну? – делано удивился Матвей. – А старость тогда чего?

– А старость – не позволить, – улыбнулся Василий Никифорович.

– Что это вы заговорили о старости? – услышала последние слова мужа Ульяна, появляясь с подносом в руках. – Нашли о чём говорить. Лучше бы о женщинах поговорили. С Дашей встречаешься?

– Да как-то не получается, – смущённо признался Матвей. – Она предпочитает за границей время проводить. Меня то в Турцию, то на Сейшелы зовёт.

– А ты что ж?

– Турцию не люблю, а Сейшелы далеко.

– За границу в хорошей компании можно съездить, – сказала Ульяна, – но отдыхать лучше всего на родине, в крайнем случае в Крыму. Нет ничего лучше и красивей русской природы.

– Согласен, – рассмеялся Матвей, уловив подмигивание отца.

Мама расставила чашки, вазочки с вареньем и мёдом, убежала на кухню. Мужчины переглянулись.

– Это она боится за тебя, – понизил голос Василий Никифорович. – Больно в мире неспокойно.

– Можно подумать, у нас в России больно спокойно, – фыркнул Матвей. – Не надо было сворачивать «Стопкрим» двадцать лет назад. Зря вы понадеялись на инфарха… если это, конечно, не сказки. Конкере, может быть, и нейтрализован, однако порядка в нашей Матричной Реальности что-то не видно. Не так?

Василий Никифорович бросил взгляд на разыгравшихся детей, прижал палец к губам.

– Не при них.

– Да это я так, не удержался, философствую, – засмеялся Матвей. – Или вечером тоже не стоит забивать голову философскими умозаключениями?

– Ты это по поводу утреннего разговора?

Матвей кивнул.

– Философия в любое время суток пакостная вещь. Хотя твои упрёки имеют рациональное зерно. Вахид Тожиевич на эту тему тоже любит побалагурить. Могу пригласить.

– В другой раз, мне уже пора выдвигаться к месту сбора.

Матвей допил чай, обнял мать, сестрёнку с братом, пожал руку отцу и спустился во двор, где уже сгустилась ночная темнота. Город придавила пелена облаков, было сыро и душно.

В половине одиннадцатого они встретились с Пашей у дома Инны Ивановны. Поднялись к ней, взяв «дипломаты» с датчиками запахов.

Старушка, предупреждённая заранее, обрадовалась гостям словно кровным родственникам.

– Ой, хорошо, что вы пришли! А я уже собралась к дочке идти ночевать, как и вчера. Спасу нет от запаха! Мы уже и плинтуса пеной залили, и щели на балконе заклеили – не помогает. Неужели не чувствуете, как пахнет?

– Чувствуем, мать, ничего, скоро это закончится, – пообещал Паша, развёртывая комплекс «Мисава».

Воткнули датчики под плинтуса, замерили концентрацию запахов на балконе и в квартире.

– Пентотал диметилтриана, – кивнул сам себе Паша. – Плюс ксенофосфодиматрал. Все ингредиенты курительной «травки». Представляешь, что у них в квартире творится, если даже здесь в носу свербит?

– Вызывай домоуправа со слесарем и понятых, я свяжусь с участковым.

Через полчаса у двери подозрительной квартиры собралась небольшая толпа: женщина-домоуправ лет пятидесяти, молодой парень – слесарь, Инна Ивановна и соседи, согласившиеся стать понятыми. Пришёл и хмурый толстяк-участковый в мятом мундире, то и дело вытирая вспотевшую под фуражкой лысину носовым платком.

– Лучше бы вы этого не делали, – пробурчал он, увидев в руках слесаря чемоданчик с инструментом.

– Почему, скажите на милость? – в упор посмотрел на него Паша, сузив глаза. – По-вашему, лучше оставить всё как есть? Пусть жильцы травятся?

Участковый, его звали Федосом Максимовичем, отвёл глаза.

– Хозяйку надо было позвать.

– Звали не один раз, хватит.

Матвей позвонил в дверь, раз, другой, третий, постучал костяшкой пальца.

– Граждане, я знаю, что вы дома, откройте, иначе оформим как сопротивление органам правопорядка.

Никто не отозвался.

Матвей терпеливо постучал и позвонил ещё раз.

– Это полиция, откройте!

Тишина в ответ.

– Ломайте, – отступил в сторону Матвей.

– Зачем же ломать? – весело сказал чубатый остроглазый слесарь, одетый в фирменный комбинезон. – Попробуем открыть без шума.

Действительно, поманипулировав инструментами, чем-то напоминающими набор вора-домушника, слесарь открыл два замка на внушительной толщины двери, а потом перекусил цепочку специальными ножницами.

– Заходите.

Дверь распахнулась, и в лицо Матвею вылилась душная смесь запахов, узнаваемых по общежитию давно не мывшихся и не ухаживающих за территорией проживания людей. Среди этих запахов пота, немытых тел, кисло-горьких ароматов гниющих овощей отчётливо прорезались и запахи иные, от которых слегка закружилась голова. Матвей мимолётно подумал, что живущие здесь наверняка сами находятся под кайфом, не в состоянии оценить реальные последствия своей деятельности.

Квартира была двухкомнатной, в ней явно недавно делали ремонт, и, к удивлению полицейских, никакой грязи, разбросанных вещей, брошенных на столе объедков и бутылок они не увидели. Комнаты выглядели так, будто в квартире никто не жил. Но стоило открыть спальню, откуда в гостиную прянула новая волна запахов пота и грязного белья, как стало понятно, что жильцы здесь имеются. Бардак в спальне был ещё тот, будто обитатели квартиры специально подготовили комнату для съёмки видеофильма о проживании людей с иным менталитетом. Было видно, что спят здесь не один-два человека, а по крайней мере шесть-семь.

Матвей глянул на развешанные по спальне стираные рубашки, штаны, трусы, майки, вышел.

– Где они?

– В кухне заперлись, идиоты, – появился возбуждённый Паша. – Дверь хлипкая, дёрнуть – вылетит.

– Минуту, – сказал слесарь, деловито достал инструменты.

Замок щёлкнул, полупрозрачная кухонная дверь открылась.

В прихожую обрушилась ещё одна волна запахов, на этот раз сенно-травяных, горьковато-цветочных, возбуждающих и раздражающих.

Взору полицейских представилась живописная картина.