Человек боя - Василий Головачев

– Ерунда, не стоит беспокоиться.

– Давай полечу.

– Я же говорю, заживет…

Елизавета отняла его руку и положила на живот свою ладошку, закрыла глаза. Коже стало горячо, внутри мышц началось какое-то странное щекочущее шевеление. Постояв с минуту, Лиза несильно надавила на живот ладонью, потом прошептала что-то, пальцами второй руки погладила кожу вокруг ладошки, отчего по спине Егора пробежали приятные мурашки, и сняла ладонь. Крутов глянул на живот и не поверил глазам: ссадина и гематома исчезли!

– Ну как? – слабо улыбнулась Елизавета, открывая глаза.

– Ведьма! – искренне восхитился он, обнимая и целуя девушку так, будто они были в лесу одни. Ругань, шелест и возня приходящей в себя троицы не волновали уже ни его, ни Лизу.

В деревню они вернулись, когда совсем стемнело. Попили чаю вместе с Осипом и Аксиньей, и Егор проводил девушку домой.

– Знаешь что, давай пойдем завтра по грибы? – вдруг загорелся он. – Дядька целую корзину белых и подосиновиков приволок, а я тоже места знаю.

– Почему бы и не сходить? – кивнула Елизавета, пребывая все это время в задумчивом состоянии; она вдруг поверила, что может окончательно порвать с прошлым и начать новую жизнь. Уверенность и мастерство Крутова произвели на нее сильное впечатление. Хотя сам Крутов в душе считал, что родственник и телохранители неведомого Георгия, мужа Лизы, могут пойти и на более эффективные меры вплоть до применения оружия, а воевать Егор ни с кем не хотел.

– Тогда встаем в шесть утра и в полседьмого выходим, я стукну в окно. О'кей?

– Ол райт, – засмеялась девушка.

В рассеянном свете фонаря, освещавшего киоск коммерсантов, загадочно и маняще блеснули ее глаза, Крутова с огромной силой повлекло к девушке, задыхаясь от чувств, не понимая, что с ним творится, он обнял ее, целуя лицо, шею, губы, грудь, и резко отодвинулся, уловив тревожный толчок сердца и удержав язык от признания в любви. Его остановил не рассудок, а некое высшее чувство, глубинное понимание сути явления, видение ауры девушки. Эти слова не следовало произносить под влиянием минуты, чтобы не разочаровать Елизавету впоследствии и не разочароваться самому. На ум пришли строки Константайна, потрясшие когда-то Егора:

        Не раньте ангелов словами.

        Они открыты, словно дети.

        Дарите ласку им. За ней

        И сходят к нам созданья эти…

И тогда она, женским чутьем угадав, что творится в его душе, сама обняла его и поцеловала…

Прервал их объятия и полет в астрале лишь скрип двери дома: отец Елизаветы вышел на улицу, чтобы посмотреть, кто стоит с его дочерью.

* * *

В семь утра они перешли по мостику через ручей, впадающий в маленькую тихую речку Добрушку, и углубились в лес, простиравшийся на десятки километров на север и восток Брянщины. Крутов был одет, как завзятый грибник, в спортивный костюм, ветровку, головной убор под названием панама и кеды – вместо сапог; в руках он нес вместительную ивовую корзину и подаренный бетдаггер вместо грибного ножика. Елизавета, впервые увидев необычной формы нож, попросила его поносить, но Крутов дал ей всего лишь подержать «летучую мышь», способную резать, колоть и рубить.

На девушке были джинсы, футболка, ветровка, платок и сапожки, а корзину она несла вдвое меньшую – туесок из березовой коры.

Оба понимали, что поход за грибами лишь предлог побыть вдвоем, однако делали вид, что выбрались в лес, чтобы полюбоваться природой, насладиться ее вечным покоем и отдохнуть от городского шума, и обоим эта игра нравилась, будто к ним вернулись школьные годы, беззаботная и ветреная юность. Лиза взяла с собой видеокамеру, запечатлела на кассету переход Крутовым мостика, потом они поспорили, кто будет нести камеру дальше, поцелуй их помирил, и камера осталась у Елизаветы.

Обычно Крутов начинал грибные маршруты с березняка за болотцем на окраине Ковалей, однако на этот раз решил сразу повести девушку за Добрушку, в сторону Николаевки, где в дубовой роще всегда собирал боровики.

За речкой пошли смешанные березово-сосновые леса, сменявшиеся в низменных местах осинничками с кленами и дубками, где росли подберезовики и подосиновики. За час похода грибники набрали по полкорзины молоденьких красноголовиков, и настроение у обоих поднялось до возвышенно-мечтательного, умиротворенного, жизнерадостного. Забылись беды, невзгоды, неприятные встречи, заботы, рутинные дела, впереди маячила призрачная фигура птицы счастья, обоим было весело и хорошо, и поцелуи их, будоражащие душу и заставлявшие чаще биться сердце, были как бы прологом будущих наслаждений.

В девять часов вышли к Бурцеву городищу, и Елизавета долго снимала со всех сторон осевший, десятиметровой высоты курган, частокол заостренных бревен вокруг вершины, почерневших, но до сих пор не сгнивших, хотя возраст их перевалил за тысячу лет. А вот идол, венчавший вершину холма, к которому любил взбираться Крутов, исчез. И еще одна деталь неприятно поразила Егора – раскоп. За кучей валунов у подножия кургана виднелось целое поле свежевырытой земли площадью с волейбольную площадку. Складывалось впечатление, что подножие и часть склона холма перекопали любители старинных кладов.

Крутову вспомнился сон с человеческими руками, торчащими из разрытого кургана, и настроение его упало.

– Пойдем, – подошел он к увлеченной видеосъемкой, раскрасневшейся Елизавете, не отрывающейся от видоискателя камеры. – Скоро станет совсем жарко, а мы еще не добрались до места.

Девушка с видимым сожалением закончила съемку, сменила кассету, и они углубились в чащобный елово-сосновый лес, который Осип называл раменьем. Однако до дубовой рощи добраться им не удалось.

Сначала путь преградила асфальтовая лента дороги, о которой говорил Осип, что она будто бы ведет аж до Минско-Московской трассы. Выйдя на дорогу, Егор и Лиза посмотрели в одну сторону, в другую, потом друг на друга, и Крутов покачал головой.

– Чудеса в решете, да и только. Кому понадобилось класть асфальт по нашим болотам?

– Здесь недалеко начинается запретная зона, – задумчиво проговорила девушка. – Какая-то воинская часть стоит. – Она помолчала, теряя жизнерадостность. – Я слышала краем уха, что якобы это не то экспериментальный военный полигон, не то военная лаборатория.

– От кого слышала? – подозрительно прищурился Крутов.

– От деда моего, – отрезала девушка и, видя, что он готов обидеться, с неохотой добавила: – От Георгия слышала…