Альфа-ноль - Артем Каменистый

Она не афиширует свою ступень, но я наблюдателен и неглуп, а потому уверен, что не выше двадцать пятой. Как и положено большинству аристократов, она, скорее всего, полная альфа хотя бы на первых ступенях, когда жила хорошо, и не ниже беты для более высоких, кое-как пройденных под давлением жизненных невзгод. Может, против Камая она что-то и значит, но против мастера – вряд ли.

А мастер этот не в одиночку заявился. С ним орава явно немирных людей. Понятия не имею, какие у них ступени, но шестое чувство подсказывает, что столь серьезный тип не станет таскать за собой выпускников детского сада.

И что это значит?

В первую очередь то, что Трейя допрыгалась. Не понимаю суть происходящего, но почти не сомневаюсь, что прямо сейчас ту, кого мне приходится называть матерью, станут убивать. И в предстоящей схватке поставлю на ее противников, потому как они явно сильнее.

Следовательно, прямо сейчас сбудется моя мечта.

Эта сука подохнет.

И я, скорее всего, тоже. Увы, но у здешних аристократов так принято. Если уж начинают кого-то вырезать, паузы делать считается дурным тоном. В случае с Кроу случилось исключение из этого правила, и вряд ли оно повторится.

И одного раза – много.

Страшно ли мне? Даже сам не знаю… Однажды я уже умирал, а последовавшая за этим новая жизнь не сказать, чтобы сильно радовала. Это будет больше похоже на освобождение.

Да, пожалуй, мне не страшно. И я даже этого хочу.

Но только в одном случае.

Я должен умереть после Трейи. Я просто обязан насладиться зрелищем ее гибели.

До последнего мгновения.

Участники представления не стали делать паузу, дожидаясь, когда моя голова все просчитает. Их общение не останавливалось.

– Вы слишком много значите для меня, чтобы оставить наше с вами дело на посторонних, – ответил Пенс на невежливое приветствие моей матушки. – Это ведь всего лишь ночные тени, безликие и безымянные. Нет, последнюю точку в летописи клана Кроу должна поставить моя рука.

– Такая, значит, цена у слова императора, – с презрением произнесла Трейя.

Пенс покачал головой:

– Боюсь, император здесь ни при чем. Хоть я и не исключаю того, что будет рад произошедшему здесь, но это не его желание. Вас, Кроу, слишком многие не любят. Есть за что.

– Леди Трейя удалилась в изгнание, дав слово, что никогда больше не станет матерью, – заявил Камай. – В ее смерти нет ни чести, ни смысла.

Даже я удивился. Когда говорят аристократы, такие, как Камай, обязаны ловить каждое слово, рта при этом не разевая. То, что он подал голос, – против всех правил. Это так же дико, как уборщик в штаб-квартире ООН, прорвавшийся на трибуну, чтобы потребовать разбомбить Воронеж.

Пенс снова покачал головой:

– Камай-Камай… Я хорошо тебя помню. Ты подавал надежды. И ты же их похоронил. Не ты первый, кто попался в эти сети. Изгнание, мой друг, подразумевало, что леди будет сидеть в самом глухом углу, где ее никто не увидит и не услышит. То, что она начала писать письма, это уже против правил. А с учетом содержимого ее посланий и того, кому они предназначались, превращает всю затею с изгнанием в фарс. Один раз ей уже была оказана милость. Великая милость. Второго раза не будет. Отойди в сторону, Камай. Ты ведь прекрасно знаешь, что не сможешь мне помешать. А мне не нужна твоя смерть. Я пришел за леди Трейей и ее никчемным выродком.

А вот этого ему говорить не стоило. Моя мать в целом очень терпеливый человек. Есть всего одна вещь, которая способна вывести ее из равновесия в один миг.

Меня нельзя называть выродком.

Тяжелая нагината крутанулась в тонкой женской руке столь изящно, будто ничего не весила.

И в тот же миг из второй руки матери вырвался свет. Он был столь ослепительным, что мне пришлось опустить веки.

Как про нее шептали слуги? Если им верить, то своей магией Трейя способна заставить закипеть глаза в глазницах. Всегда считал это сказками или как минимум бессовестным преувеличением.

Но сейчас начал сомневаться.

Глава 4

Все ци клана Кроу

Ступени просвещения: пустота…

Атрибуты: нет

Навыки: нет

Состояния: нет

Не знаю, что за магией сверкнула мать, но одно могу сказать точно – это не сработало. Первый ее удар нагинатой я пропустил из-за того, что зажмурился, но нет сомнений, что он тоже прошел впустую.

Когда открыл глаза, увидел, как Пенс непринужденно уворачивается от бешено мелькающего лезвия. Его движения были молниеносны, и при этом он всеми способами показывал, что все эти атаки его забавляют, а не напрягают. Он разве что задницу не чесал в перерывах между отчаянными взмахами и выпадами, которые с потрясающей быстротой устраивала Трейя.

Даже я, ненавидя эту гадину каждой клеткой своего ущербного мозга, невольно залюбовался. Никогда прежде помыслить не мог, что мать этого никчемного тела способна на такие трюки. Это фантастичнее любого азиатского боевика по сложности и скорости и одновременно прекраснее, чем танец профессиональной балерины.

Но Пенс ни на шаг не отступил. Он ухитрялся оставаться между лопастями работающего вентилятора, вовремя приседая, отклоняясь, подпрыгивая. И даже не пытаясь вытащить меч. Судя по ухмылке, происходящее его совершенно не напрягало. Да он того и гляди хохотать начнет.

Камай в стороне не отсиживался. Он прямо сейчас заходил Пенсу за спину, положив ладонь на черную рукоять своего меча. Два года назад этот воин одним взмахом своей кривой железяки перерубил наискосок разбойника, облаченного в стеганую куртку, укрепленную бляшками, выточенными из коровьих копыт. Так себе доспех, но все же какую-то защиту давал.

Клинок рассек и куртку, и тело, и рукоять громадного колуна, которым за день до этого разбойник жестоко прикончил Квайсу – нашего кузнеца, тащившего домой целый мешок болотной руды, которую он добыл самолично. Должно быть, убийца подумал, что там лежит что-то куда более ценное.

Он ошибся, проиграв жизнь. Камай знал цену умелым людям и спустить гибель нашего лучшего кузнеца не мог.

Меч покинул ножны с неуловимой для глаза быстротой. Лезвие размазалось в воздухе на пути к шее Пенса.

И, врезав по этой самой шее, отскочило от нее, будто от бетонной стены.