Dominium Mundi. Властитель мира - Франсуа Баранже

Именно во время этой мирной экспедиции туземцы жестоко убили наших добрых миссионеров, чем и навлекли на себя праведный гнев всего христианского мира. Эти дикари, очевидно, не поняли, что человеческая раса послала им священников исключительно по доброте душевной, а раз ее посланцы были подло убиты, то теперь аборигенам придется познакомиться с легионами крестоносцев. С этой целью «Святой Михаил», папский боевой корабль класса «Норд», был снабжен вооружением, превратившись в острие копья…

Льето хлопнул себя по ляжкам.

– Тысяча чертей, мне не терпится оказаться на борту! – воскликнул он. – Это ожидание меня доконает!

Энгельберт испепелил его взглядом:

– Сто раз тебе говорил: не смей сквернословить.

– Хорошо, старший братец, – машинально ответил Льето.

– И все же, – проворчал Дудон, – полтора года только на то, чтобы туда добраться… меня это заставило задуматься, прежде чем подписывать. А вас – нет?

– Да ладно тебе, – одернул его Олинд, – просто скажи себе, что это восемнадцать месяцев, – звучит куда лучше. И потом, на борту достаточно развлечений. Вспомни, ведь вначале его задумывали как гражданский корабль: уж поверь, там предусмотрено, чем хоть как-то развлечься во время путешествия.

– В любом случае, – подхватил Льето, – поверь, со специальной подготовкой, которую нам предстоит пройти, у тебя не останется времени скучать. К тому же из этих месяцев десять мы проведем в холодном сне. Значит, в итоге остается всего восемь.

– Точный термин «стазис», а не «холодный сон», – не удержался, чтобы не поправить, Энгельберт.

– Ладно, согласен, – ответил Дудон, обращаясь к Льето и пропустив мимо ушей замечание Энгельберта. – Я просто, когда говорил, подумал о жене и дочках. Даже если допустить, что кампания пройдет быстро и успешно, учитывая дорогу туда-обратно, мы вернемся не раньше чем года через три… Целая вечность!

– Нет, солдат, все куда хуже! – снова вмешался Энгельберт. – Ты забываешь одну деталь: относительность. При той скорости, которой мы достигнем, время для нас будет течь медленнее, чем на Земле. Значит, когда ты их увидишь, на Земле пройдет больше пяти лет…

– …и твоя молодая жена окажется старее тебя, – не упустил возможности вставить шуточку Олинд.

– Эй, парни, – с грохотом поставив кружку, оборвал их Льето, – вы что, хотите подорвать наш боевой дух? Тут мы все в одной лодке, и никто от нас не скрывал, сколько это продлится. – Но, заметив насупленные физиономии собутыльников, добавил: – Я вам так скажу: мы и не заметим, как время пройдет. А когда вернемся, будем героями. И ух как заживем!

– Так-то оно так, но раньше времени губы не раскатывай. Мы еще не вернулись.

– Ну что за нытики!

Энгельберт задумчиво разглядывал младшего брата, пока тот залпом приканчивал пиво. В свои двадцать девять лет Льето казался почти таким же юным, как в девятнадцать, несмотря на впечатляющую стать и несколько шрамов. Вплоть до последнего времени Энгельберт так и не смог заставить себя относиться к нему как к взрослому, к тому же он знал, что слишком часто читает брату нотации. Но мальчик давно уступил место прославленному солдату, чья отвага на поле боя более не нуждалась в доказательствах.

– Вы знаете, кто войдет в состав нашего подразделения? – спросил Олинд у братьев.

Льето, медленно водя пальцем по краю кружки, словно это хрустальный бокал, из которого он желает извлечь чистую ноту, неторопливо ответил:

– Нет, пока что рано об этом говорить. Может, механизированная кавалерия вкупе с пехотой, но раз уж они расформировали феодальные войска, то заранее не узнать, куда и с кем мы попадем.

Олинд кивнул в знак того, что пришел к тому же мнению.

– Только надеюсь, – весело добавил Льето, – мой будущий командир в рукопашной никому спуску не даст!

– Тебя только это и интересует, – укорил его брат.

– Что бы там ни говорили, – снова вступил Олинд, – а мне кажется глупым вот так перетряхивать войска. Когда люди остаются под личным командованием своих сеньоров, они сражаются и целенаправленнее, и эффективнее.

– Ты прав, – кивнул Энгельберт. Он вспомнил, как часто его упрекали в том, что он относится к собеседникам свысока, а потому попытался воздержаться от поучений. – Я думаю, что на самом деле Ватикан опасался, как бы слишком серьезная диспропорция в численности армий, собранных сеньорами, не поставила под угрозу хрупкое равновесие авторитетов, необходимое для успешного ведения такой кампании, как нынешняя.

Олинд, приоткрыв рот, глянул на Льето, который приподнял бровь, как если бы пытался расшифровать ответ брата, потом увидел, как тот, громко хрюкнув, уронил голову на плечо Энгельберта. Дудон прыснул, а Энгельберт покачал головой, задаваясь вопросом, за что Господь послал ему такое испытание, наградив столь пустоголовым братцем.

– Я понял твое объяснение, – заявил Олинд. – Однако мы все знаем, что некоторые бароны получили от папы определенные поблажки, позволяющие оставить основной костяк своих войск под своим же командованием…

В этот момент из всех громкоговорителей донеслось общее объявление, произнесенное бесцветным женским голосом:

Полк М тысяча триста девяносто шесть, подразделения с семидесятого по семьдесят девятое, немедленная погрузка в доке семьсот восемь.

– Это же мы! – воскликнул Дудон.

Льето мгновенно оказался на ногах:

– Наконец-то!

Все четверо выскочили из таверны и торопливо направились к указанному причалу. Нагруженные тяжелым багажом, они обильно потели, взбираясь по бесконечным пролетам в перегретой толпами атмосфере. Солдаты, в ожидании сгрудившиеся на переходах и лестницах, ворча, расступались, освобождая им дорогу. И все равно с лица Льето не сходила широкая улыбка, которой он приветствовал объявление о посадке их подразделения. Наконец-то он своими глазами увидит тот пресловутый военный колосс, во всех отношениях наипревосходнейший корабль: «Святой Михаил». А главное, его не покидала мысль, что едва он окажется на борту, как по-настоящему начнется крестовый поход – главное приключение всей его жизни.

Они несколько раз путались в лабиринте ведущих к причалам переходов, и дважды им пришлось возвращаться назад, к великому огорчению тяжело пыхтящего Дудона. Опоздав на немало минут, они наконец пристроились к очереди из солдат, ожидающих регистрации перед МТА – межорбитальным транспортным аппаратом; большая баржа грязно-серого цвета могла вместить сто двадцать восемь человек, не считая летного экипажа. Ее корпус, сравнительно простых очертаний, представлял собой огромное вздутое брюхо, снабженное четырьмя магнитными отталкивателями, служившими для маневров на поверхности, а сзади – двумя пульсационными реакторами, собственно и выводящими аппарат на орбиту.