Коготок Большого Взрыва - Василий Головачев

– Я имею имманентное право индивидуума на интериорный нарратив личного мнения, – проговорил он веско.

Слушатели – группа Дениса – обменялась понимающими взглядами.

Денис добродушно рассмеялся.

– Есть сотни субъективных мнений и объективное – моё. Извините, шутка. Я вас понимаю, дружище, но мы тоже хотим уяснить детали процесса, чтобы не действовать возле объекта вслепую. Нам бы поконкретнее и попроще.

Поулыбались, неторопливо поглощая кофе, селенчай и соки.

Снова заговорили о распаде ложного вакуума при рождении Вселенной, а также о возникновении «пузырей» истинного вакуума, превращавшихся в стремительно расширявшиеся метавселенные наподобие родной Вселенной. Обратили внимание на квантовые флуктуации, в том числе на преоны и суперструны, которые в результате инфляционного расширения увеличились до гигантских масштабов.

– Таким образом космологические струны являются тонкими сверхплотными нитями, – закончил свою речь Шестопал, – достигшими размеров в триллионы триллионов раз больше первоначальных.

– А есть и другие струны, не космические? – поинтересовался третий член группы Дениса, немногословный и уравновешенный Иван Долгушин. За всё время подготовки к полёту и нахождения на борту «Енисея» это были его первые слова.

– Коллективное возбуждение преонного конденсата, – начал Богатырёв, – приводит к синтезу суперструн разных модификаций, но коллапс волновой функции…

– Не издевайся над парнями, Валентин, – фыркнул Римас Донионис; тридцативосьмилетний специалист в области материаловедения выглядел импозантно – начинающий седеть, красивый, с простодушным лицом учителя богословия, он вёл себя просто и корректно со всеми. – Мир, как наверняка знаете, состоит из полей, а когда мы их наблюдаем, видим частицы. Это и есть коллапс волновой функции, возникающий при попытке разглядеть волну или струну. Но суть не в этом. В М-теории всё вокруг состоит именно из суперструн, моды колебаний которых и порождают эффект элементарных частиц.

– Вы хотите сказать, дружище, Бич Божий – элементарная частица? – удивился Анатолий.

– Бич Божий, скорее всего, именно стринг, каким была и Космическая Китайская Стена, разорванная инфляцией и достигшая космической длины. Но мы сейчас гадаем на кофейной гуще. Подлетим – посмотрим, пощупаем, определим точно.

– Если у неё такая большая масса, из чего она состоит? Из свинца? Другого металла? Или это чернодырная материя?

– Не говорите глупостей, – поморщился Шестопал. – Струны не состоят ни из свинца, ни из какого-нибудь другого металла, ни из чернодырной материи, каковой не существует.

– Я имел в виду, что чёрные дыры обладают чудовищной массой…

– Потому что аккумулируют падающее на них вещество и энергию. Каждая дыра – это, по сути, сингулярность, в которой упаковано гигантское количество материи. Во что превращается газ, пыль, камни и свет, попадая в дыру, никто не знает. Но это точно не знакомые нам металлы.

– Но струна тоже притягивает к себе…

– Однако не втягивает в себя вещество – ту же космическую пыль, газы, воду, камни. Всё это просто оседает шубой вокруг струны.

– Откуда они взялись так близко от Солнечной системы?

– Космологические струны возникли во время фазового перехода из сингулярного состояния в стадию расширения в форме клубка спагетти.

– В таком случае они и должны летать как… клубок спагетти?

– В результате инфляционного раздувания пространства они разорвались и увеличились в размерах, точнее удлинились, оставаясь тончайшими трубками – нитями силового поля. По теории они были замкнутыми и имели разную конфигурацию, но инфляция разорвала их и превратила в петли или ровные, как луч света, образования. Что мы и наблюдаем.

– Но если они остались нитями, почему они имеют такую массу?

– Теоретически их линейная плотность достигает совершенно фантастических значений – до десяти в двадцать третьей степени граммов на сантиметр длины.

– С ума сойти!

– Можно привести неплохой пример для сравнения, – улыбнулся Донионис. – Такую плотность может иметь миллиард нейтронных звёзд, если сжать их до размера электрона. Проблема не в плотности космологических суперструн.

– А в чём?

– Почему они стабильны и не рвутся, если судить по тем данным, что мы получили во время прохождения первой – Китайской Космической Стены через Солнечную систему.

– К сожалению, тогда наша космонавтика не имела возможности сопровождать струну долго. Зато сейчас она летит нам навстречу. А что вы имели в виду под проблемой стабильности?

– Если суперструны имеют дефекты, а они должны быть в результате усиления напряжений и флуктуаций, они будут при такой массе сворачиваться в кольца или сферы.

– Это не обязательно.

– Теория говорит… – учёные заспорили.

А Денис вспомнил рассказ деда и подумал, что, наверное, и вправду существуют вещи, фундаментально находящиеся за пределами человеческого восприятия.

Через час, когда пассажиры разбрелись по своим каютам, голос Аурики заставил их поспешить к защитно-коммуникационным «ульям».

Справились за минуту.

– Уходим к Бичу, – сообщила капитан корабля. – Расстояние до цели – один миллиард триста сорок три миллиона километров. Скорость сближения – две тысячи девятьсот девяносто километров в секунду.

Пространство вокруг космолёта по-прежнему казалось абсолютно пустым, пронизанным лучами близких и далёких звёзд, и Бич Божий был не виден на этом фоне. Но у Дениса похолодело под ложечкой: он ясно представил, как гигантской длины «хлыст» врезается в корабль и разносит его на кусочки…

– Координаты выхода, капитан? – спросил он.

– Рассчитываем выйти в миллионе километров от объекта, – сообщила Аурика. – Дальше пойдём на эгране. Или у вас другие планы?

– Бич летит к Солнцу практически перпендикулярно к своей длине. Я бы хотел, чтобы корабль вышел у одного из торцов струны.

Возникла пятисекундная пауза.

– Я поняла, мы подкорректируем вектор «трещины». Хотя, на мой взгляд, было бы лучше подойти к середине Бича.

– Прошу вас выполнить просьбу.

Ещё одна пауза.

– Майор, какова причина вашего решения? – раздался голос старпома Ильи Драгунова.

Денис вспомнил свою первую встречу с ним на крымском берегу. Нельзя сказать, что Илья ему не понравился, но в нём ощущался жёсткий стержень человека, считающего своё поведение непогрешимым, и это отталкивало. К тому же он действительно не хотел подпускать к Аурике предполагаемого соперника.

– СРАМ, – коротко ответил Денис.

Аббревиатура означала «сведение риска к абсолютному минимуму», и включение этого императива для любого спасателя было абсолютно непререкаемым приказом, требующим безусловного выполнения.