Отстрел негодяев - Василий Головачев

Калёнов покачал головой:

– Их надо… без суда и следствия… кураторов…

Игорь Моисеевич слабо улыбнулся.

– Для них это всего лишь бизнес, как говорится, ничего личного. Их мало интересует, кто и как использует их продукт. А вот над ними люди знают, ради чего всё это делается. Но тех вряд ли можно достать, их крышуют те же спецслужбы, у которых хватает специалистов нужной квалификации.

– Хакеров?

– Аналитиков, программистов, айтишников.

– Что ж, спасибо за беседу. – Калёнов пожал вялую руку психолога, вышел в коридор.

Из гостиной вышли Люся и Роман, и за их спинами Максим Олегович увидел Ивана, на лице которого была написана странная снисходительность. Не смущение, не выражение вины, не огорчение – снисходительность! Но в глазах худенького светлоголового парнишки стояла такая вселенская печаль, что Калёнов вздрогнул как от удара. Захолонуло сердце.

Глаза их встретились…

И Максим Олегович принял решение р а з о б р а т ь с я с проблемой р е а л ь н о.

Композиция 6

Яшутин

Деревня Митяево

Константин приехал к сестре, как и рассчитывал, к обеду.

Зина жила в собственном домике на окраине деревни, который язык не поворачивался назвать коттеджем. Это был небольшой дом советской архитектуры общей площадью восемьдесят квадратных метров, принадлежавший дедам Константина по отцовской линии, стоял он здесь уже больше сорока лет и выглядел соответственно, пусть не совсем дряхлым, но старым. Коричневая краска на его дощатых стенах кое-где облупилась и пошелушилась, были видны щели, крыша почернела, и Яшутин с раскаянием подумал, что мог бы навещать сестру с детьми почаще.

В деревне насчитывалось всего пять улиц, и проживали в ней не больше сорока человек, преимущественно старшего поколения – после пятидесяти-шестидесяти лет. Дед Зины Иван Фёдорович и бабушка Екатерина Леонидовна умерли в возрасте после восьмидесяти, и она осталась самой молодой жительницей деревни.

Константин навещал сестру в позапрошлом году и помнил окрестности деревни, её дороги и выход к реке: Митяево располагалось на правом берегу Протвы. От Минской трассы до деревни была проложена асфальтовая лента длиной одиннадцать километров, и доехал Яшутин до селения, почти не снижая скорости, подумав, что дорогу, наверно, сделал поселившийся здесь бизнесмен.

Деревня и вправду была окружена дачными кооперативами, поэтому её жители и подпитывались стараниями владельцев настоящих усадеб, иные из которых выглядели дворцами за высокими каменными или железными заборами.

Зину Константин нашёл на огороде; май в этом году сюрпризами погоды не беспокоил, было тепло, и все, у кого имелись огороды, вовсю сажали овощи и ухаживали за плодовыми деревьями. Зина тоже имела огород, причём приличный – более двенадцати соток, и успела посадить картофель, лук и морковь, а в теплице у неё уже поднялась рассада огурцов и помидоров.

Зина кинулась брату на грудь с плачем:

– Ой, Костик, приехал! Все глаза проглядела!

Яшутин прижал сестру к себе, ощутив, как она дрожит, погладил по спине.

– Успокойся, всё будет хорошо. Не думал застать тебя дома.

– Я только утром вернулась из Наро-Фоминска, добивалась встречи с начальником, к мэру ходила на приём.

Яшутин повёл сестру в дом.

– Ну и? Где дети?

– Дети в приюте, мне с ними не разрешили встречаться, и мэр сказал, мол, всё по закону, ждите решения суда о лишении родительских прав.

Они сели в горнице на диванчике.

Зина всегда была полненькой и смешливой, но Константин увидел перед собой исхудавшую постаревшую женщину с сединой в волосах, выглядевшую по крайней мере на пятнадцать лет старше своего возраста.

– Рассказывай.

– Что рассказывать? Главное я тебе рассказала. Соседи зарятся на мой участок, предлагали продать им половину, я не согласилась, мы ведь с огорода кормимся. Вот они и взбесились, пожаловались в опеку: дети неухожены, голодные, есть дома нечего, холодильник пустой, я за ними не слежу…

– Дальше.

– Приехала инспекция, когда меня не было дома, я же работаю по вечерам, уборщицей в соседней усадьбе, там богач поселился из Вереи.

– Дальше.

– Посмотрели дом, холодильник пустой, есть нечего, дети жалуются…

– Кто тебе сказал, что дети на тебя жалуются?

– Старший инспектор управления, кто приезжал. Да не верю я ему, не могли мои деточки на меня напраслину возвести. Тасик, старший, – умный мальчик, и девочки Тоня и Люба никогда не жаловались.

Константин кивнул.

– Этим подонкам из опеки невозможно что-либо доказать, они неплохо зарабатывают на изъятии детей.

– Ой, ты не представляешь! Пока я в очереди стояла на приём, такого наслушалась! У одной такой же одиночки, как я, Алевтиной зовут, двоих ребятишек забрали из-за того, что она давно в доме ремонт не делала! А у Сорокиной Маши из Мерчалово – за то, что в доме якобы нет мебели!

– Да ладно, – не поверил Константин.

– Истинный крест! – перекрестилась Зина.

– Подонки! Ладно, разберёмся. Кто вынес решение о лишении тебя детей?

– Не знаю, наверно, начальник…

– Начальник чего?

– Управления опеки по Наро-Фоминскому району. Но сначала приходили инспекторы.

– Почему они не позвонили родным? Отцу с матерью? Мне, в конце концов?

– Почём я знаю? Приехали и увезли! – Зина снова заплакала.

Яшутин набрал кружкой колодезной воды из ведра, подал сестре, успокаивающе погладил по волосам.

– Перестань реветь белугой, пей, я займусь этим делом. Где находится это нелюдское управление?

– В Наро-Фоминске, на улице Профсоюзной.

– Жди, выясню подробности и приеду. Да не реви, говорю, ещё не было случая, чтоб мы не добились правды.

Зина вытерла слёзы.

– Чайку попьёшь?

– Нет, в городе перекушу, ты к вечеру где будешь?

– Дома, отпросилась у Кутепова…

– У кого?

– Миллионер из Вереи, купил бывшую графскую усадьбу, я у него и работаю.

– Хорошо, перестань нюниться, не выходи зарёванная, пусть соседи видят, что нас не сломить. Это их белый дом слева, под красной крышей?

– Их, Жабринские они. Говорят, старший Жабринский в полиции работает, а его сынок владеет гаражом в Верее, постоянно гоняет на мотоциклах.