Сердце для любимой - Мария Геррер

– Вы все не так поняли… – начал он. Но меня ему было не обмануть.

Извращенец продолжал что-то быстро говорить и протянул ко мне руку, видимо, решив меня сначала придушить, а уж потом изнасиловать.

– Помогите! Помогите! – отчаянно кричала я, размахивая скалкой. – Не подходи, урод!

– Да замолчите же! – крикнул мне маньяк. Ага, сейчас. Не дождешься!

– Спасите! !! – продолжала орать я. Возможно, строители услышат мои вопли, и придут на помощь. – Тут маньяк! Сексуальный! !!

Извращенец решил перейти к решительным действиям и снова шагнул ко мне.

Моя голова закружилась от ужаса. Я угрожающе подняла скалку, но она выскользнула из ослабшей руки и больно ударила меня по ноге. Перед глазами все поплыло, и я начала падать на пол как мешок с картошкой. Сильные руки маньяка подхватили меня. Последнее, что я услышала, было:

– Девушка, не бойтесь, я ваш новый сосед!

«Врешь…» – подумала я и отключилась, провалившись в темную бездонную пропасть.

Глава 2. Макс

Бывает, что день не задастся с самого начала. Не знаю, от чего это зависит. Так или иначе, день начался по-дурацки. С утра должна была приехать корреспондентка из глянцевого городского журнала брать интервью по поводу открытия очередного загородного филиала моего спортивного клуба. Эта статья была важна для меня в качестве рекламы. Но журналистка очень некстати заболела.

И вместо адекватной и опытной знакомой прислали гламурную курицу с длинными золотыми волосами и похожими на толстые пельмени губами. Она сразу перешла к делу – эффектно плюхнулась в кресло, закинула ногу на ногу, эротично облизнула губы и выразительно провела рукой по глубокому вырезу на обтягивающем платье.

Интервью пришлось отложить, курицу отправить восвояси. Ей в стрип-клубе приватные танцы исполнять, а не в приличном журнале работать.

Жаль бездарно потерянного времени. Что ж, буду ждать, когда поправится знакомая журналистка. А пока послал ей коробку конфет, фрукты и бутылку марочного французского вина с пожеланием скорейшего выздоровления.

Потом позвонил отец. Он всегда звонит не вовремя, будто нарочно выбирает время. Я ему срочно зачем-то понадобился в антикварном салоне на Мойке. Отказаться не мог, хотя и очень хотелось – все-таки я обязан отцу всем, что имею.

По пробкам добрался минут за сорок. Проще было дойти пешком. С трудом припарковал свой ягуар во дворе антикварного магазина. Везде завалы из строительного мусора, припорошенного снегом – папа развил бурную деятельность и расселяет дом. На последнем, третьем этаже уже полным ходом идут восстановительные работы.

Фамильный антикварный салон «Радзивилов и сын» встретил меня запахом вековой пыли и древних книг. Бесчисленные хрустальные люстры играли веселыми радужными бликами и тонко звенели подвесками. В стеллажах холодно блестела дамасская сталь и наградное оружие. Золотистые корешки книг тускло мерцали в высоких застекленных шкафах. В выставочном зале витали исторические призраки прошлого, и веяло дремучей скукой.

– Мне надо перенести этот комод, – сообщил отец, едва я переступил порог салона и протянул мне белые нитяные перчатки. – Из зала в реставрационную. Никому не могу это доверить. Какая тонкая резьба, какое золочение! – захлебывался от восхищения папа, любовно поглаживая инкрустированную столешницу.

Ну конечно, как всегда. Я незаменимый грузчик-младший партнер в салоне «Радзивилов и сын».

– Твои работники это сделать не могли? Так ли необходимо было отрывать меня от дела? – обреченно поинтересовался я, натягивая перчатки и уже зная ответ.

– Во-первых, они все косорукие. Во-вторых, это Людовик XV. Хочешь, чтобы я инфаркт заработал, если они его поцарапают?

– Так и я поцарапать могу, – заверил я папу.

Он гневно сверкнул на меня глазами, пытаясь испепелить, но у него ничего не получилось. Я даже не задымился.

Каждый раз, когда я двигаю эту проклятую антикварную мебель, мне хочется застрелиться от тоски. Не понимаю я ее ценности, не вижу прелести в старье, пусть даже историческом. «Ну почему, почему, папа, ты думаешь, что мне это надо? » – хотелось завыть мне.

– Осторожнее, осторожнее! Нежнее! Как с женщиной! Слышишь, что говорю? – возмущался отец, надрываясь под тяжестью огромного и неуклюжего комода эпохи французского монарха.

Кстати, Людовик XV и его мадам Помпадур мне никогда не нравились – не уважаю мужиков-подкаблучников, тем более королей. И вот теперь я перетаскиваю комод эпохи разврата и женского доминирования.

За что мне это? Отец-фанатик, помешанный на историческом барахле. И дед у меня такой же. И прадед, судя по всему, тоже был любитель древностей. Фамильное дело – это звучит гордо! Я – единственный продолжатель антикварной империи Радзивилов. Тоска, тоска!

Вычурный комод был доставлен на место в целости и сохранности. Я с трудом перевел дух. В просторной и светлой реставрационной мастерской мерзко пахло рыбьим клеем с какими-то добавками. Клей отец тоже варит лично, по собственному рецепту. Надо отдать должное, он еще и отличный реставратор. Вот только я не в него, однозначно.

Сейчас в мастерской мы были вдвоем. Реставраторы ушли на обед. Посреди помещения громоздился шкаф черного дерева с вставками из слоновой кости викторианской эпохи, напоминающий памятник на кладбище. Рядом с ним на высоченной стремянке стояло ведерко с клеем, который и распространял волшебное амбре. Видимо, восстанавливали навершие этого надгробного монумента.

– Максимилиан, – пафосно обратился ко мне папа, – Ты совершенно погряз в своем спортивном клубе. Мне не нравится, что ты почти не уделяешь внимание нашему фамильному бизнесу. Я уже не молод и не могу со всем справляться один.

Я вздохнул и закатил глаза:

– Отец, ты не один. У тебя есть управляющие. Ты же знаешь, я к этой рухляди равнодушен, пойми меня.

– Опомнись! Это – не рухлядь! – возмутился папа. – Этот шкаф стоит как половина твоего элитного спортзала вместе со всем оборудованием, саунами и прочей ерундой! Возможно, он принадлежал самому Уолтору Патеру, основателю эстетизма. Я со дня на день жду заключения экспертизы. Если это подтвердиться, это будет великолепно. Ты понимаешь?

– Нет, – честно признался я.

Это имя мне ни о чем не говорило. Ну не знаком я с этим Патером, и ничего, живу как-то. Мой недоуменный вид вызвал у отца приступ праведного возмущения:

– А, да что с тобой об этом говорить? ! Темнота! И в кого ты такой пошел? Посмотри, какие изгибы, какая деталировка! Запомни, не будь моих магазинов, ты бы не смог заниматься тем, что тебе нравится. Хоть с этим ты согласен?