Синдром отмены - Александра Ронис

Глава 2

Высокий, темноволосый мужчина лет тридцати шел по широкому коридору ОВД «Хорошево», едва заметным кивком отвечая на приветствия шедших ему навстречу сослуживцев. Нахмуренные брови над глубоко посаженными глазами, сосредоточенный взгляд подсказывали подчиненным, что прямо сейчас к нему соваться с какими-либо вопросами не стоит – не в том он настроении, да и время уже позднее. Если уж только совсем что-то важное и неотложное…

Подойдя к одной из дверей в самом конце коридора, он на секунду задержал взгляд на табличке, украшающей ее – «Калинин Дмитрий Андреевич, начальник уголовного розыска», – и, повернув ключ, вошел в кабинет. Поморщился, глядя на заваленный бумагами и папками стол, затем достал из кармана форменных брюк пачку сигарет и, подойдя к окну, закурил.

За время его работы в отделе хозяин кабинета менялся несколько раз. Сначала на смену ушедшему на пенсию Васильичу начальником УГРО Шведов поставил молодого опера Сашу Воронова. Спустя несколько лет, после перевода Константина Николаевича в вышестоящую контору, Воронов по его протекции стал начальником ОВД, а розыск возглавил Влад Демидов. Однако в этом кресле он продержался недолго, по нелепому стечению обстоятельств, оказавшись в тюрьме, после чего, после череды других краткосрочных назначений, начальником оперов назначили его, Калинина. Просторный кабинет с кожаными диванами и полированным столом для переговоров был мечтой любого опера, и вот уже более трех лет он находился в его полном распоряжении. Только в придачу достались и неисчислимые документы вкупе с нескончаемыми отчетами по различным поводам.

За окном вовсю бушевало лето, а в этих стенах оно совсем не ощущалось. Вот и сейчас черная «ауди» переливалась в лучах заходящего солнца, безропотно ожидая своего хозяина. В другой день Калинин бы потушил сигарету и, усевшись за стол, принялся перебирать бумаги, однако на сегодня неофициальное «дежурство» отменялось. В кои-то веки объявился Воронов и «протрубил» сбор. И, судя по его всерьез озабоченному голосу, проблема была нешуточной – давно Калинин не слышал столько беспокойства во всегда уверенном басе бывшего начальника.

Сделав очередную затяжку, майор глянул на часы – до встречи оставалось около часа. Он не спеша докурил сигарету почти до самого фильтра, с неприязнью покосился на груду папок на столе и, прежде чем приступить к ее разбору, долго тыкал окурком в прозрачную пепельницу. Налил себе воды из графина, стоявшего тут же на столе, и только потом, внутренне махнув на поджимающие сроки, в две руки сгреб папки и запер их в сейф. Завтра разберу, решил он, а на сегодня достаточно. И так слишком шумный был день, слишком суетный – можно сказать, двери обезьянника не запирались. И как он мог наблюдать по пути из кабинета в дежурку, не пустовал он и сейчас.

В самом дальнем углу, чуть ли не забившись под лавку, прямо на полу сидела фигура. Женская, если судить по прическе, хотя сейчас, в век унисекс, некоторые парни выглядят как девушки. Сидела да сидела, у них, бывает, в обезьяннике и на полу валяются, в отключке или беспамятстве. Его уже ничем не удивишь. Но эта фигура привлекла его внимание тем, что неожиданно начала биться головой о стоящую позади нее лавку, тихонько подвывая.

Калинин уже собрался сдать ключ дежурному, но при неожиданном звуке отвлекся – рука с повисшим на пальце ключом зависла в воздухе. Вой в обезьяннике был редким явлением – гораздо чаще здесь орали и громко матерились.

Наркоманка, что ли, во время ломки?

Майор подошел к решетке и несколько секунд наблюдал за фигурой и ее телодвижениями.

– Кто такая? За что ее? – поинтересовался он, вернувшись к «аквариуму» дежурки и наклонившись к окошку.

– Да вот привезли – с матерью подралась, еле наши разняли. Грозилась убить родительницу, – с готовностью ответил дежурный, заставив начальника оперов вновь с удивлением воззриться на девушку.

Надо же, такой фестиваль закатила! А по виду не скажешь… Хрупкая вроде… Джинсы в обтяжку, легкие кроссы, обычная футболка – рядовая, законопослушная гражданка.

Старлей между тем, понизив голос, с едва заметным сочувствием добавил:

– Брата у нее сегодня убили, а мать – алкашка, пофиг ей.

Калинин в третий раз пригляделся к девушке, уже по-иному.

Опухшие глаза, растрепанные волосы…. Царапины на носу и щеках… У человека горе, оттого и трясет ее так, и тихий плач льется из груди.

– Открой, – майор кивнул на обезьянник и все то время, пока дежурный гремел ключами и скрипел решетчатой дверью, не спускал глаз с девушки.

Она же его совсем не замечала. Все так же раскачивалась на месте, невидящим взглядом уставившись куда-то сквозь прутья решетки.

– Иди за мной, – бросил он ей, когда она наконец обратила на него внимание. Развернувшись, он направился по уже давно знакомому маршруту, не озаботившись тем, следует за ним девчонка или же нет. Ему хватило полминуты, чтобы понять, что задержанная еще очень юна – лет семнадцать, не больше. Жалко ее стало. Девчонка совсем, а уже и с мамашей не повезло, и с брательником тоже. Вернее, брательнику не повезло. От слова «совсем».

У двери в кабинет он обернулся. Девчонка была еще в самом начале коридора и жутко робела. Это было понятно по ее неуверенной черепашьей походке и напряженному взгляду, которым она прямо-таки вцепилась в него.

– Не бойся, – крикнул он ей, – мы просто поговорим.

Распахнув дверь, он замер в ожидании.

Приблизившись к нему, девчонка обдала его подозрительным взглядом, но при виде надписи «начальник уголовного розыска» слегка расслабилась.

Пропустив ее перед собой, Калинин закрыл дверь.

– Ну, рассказывай, что случилось? Почему с матерью сцепились? – устроившись за столом и, жестом указав девчонке на стул напротив, спросил он.

Пряча взгляд, она как-то неуклюже пожала плечами и шмыгнула носом. На щеках блеснули не до конца высохшие дорожки слез.

– Давай рассказывай, – поторопил он ее, уже начиная жалеть о том, что вообще обратил на нее внимание. Времени до встречи с Вороновым оставалось все меньше. – Что произошло? Действительно с матерью подралась?

Та наконец кивнула и, скрючившись на стуле в позе зародыша, тихо и протяжно заныла.

Майор шумно выдохнул и потянулся за графином. Там все еще оставалась вода, и чистые стаканы имелись.