Сахарный Кремль - Владимир Сорокин

Фролович (кивает). По запаху. Все из-за него…

Сопля. Все беды.

Ванюша. Святая правда. Пахнем мы не так, как все. Вот чистые люди и брезгуют. А вот собачки – наоборот, ласковы с нами. А на чистых людей лают.

Сопля. Дались тебе собачки! Меня псы никогда не любили. Ни когда я чистым ходил, ни теперь. (Копошится в объедках. ) А это что?

Софрон. Игрушка с подарочком. Мальчонка один сунул.

Сопля. А подарочек есть можно?

Софрон. Не знаю. Дай-кось. (Берет игрушечного колобка, открывает; внутри – такой же колобок, но поменьше. )

Колобок. Ни ха! Ни хао ма, шагуа? [5 - Привет! Как поживаешь, дурак? (кит. )] лобок. ) Вот Цао бы с тобой поговорил… Нет, сие не съедобно. (Кидает игрушку в огонь. )

Софрон. Ни ши шагуа. [6 - Сам дурак (кит. ). ](Закрывает колобок. ) Вот Цао с тобой поговорил… Нет, сие не съедобно. (Кидает игрушку в огнь. )

Фролович. Ребята, хлеб отдельно кладите, как всегда.

Сопля. Хлеба много подали.

Софрон. Мда… А денег таперича совсем не подают.

Фролович. Много нищих в Москву поприехало. Вот и не подают.

Ванюша. Фролушка, а почему много нищих стало?

Фролович. Дураки потому что. Все прут в Москву, думают, здесь деньги под ногами валяются.

Софрон. Вань, я ж тебе уже говорил: нищих много, потому как по деревням жечь стали больше. Раньше токмо земских одних жгли, да токмо в Москве. А таперича стали жечь с деревнями вместе, чтобы земский за своих тягловых ответ держал. Понял?

Ванюша. Понял, Софронюшка.

Фролович. А погорельцы – все в Москву и прут! Конечно, подавать перестанут, а как же! На Тверской вон нищих – не протолкнешься! Напасешься разве ж на всех денег?

Ванюша. В Москву погорельцы едут, потому что в Москве людей много. И думают погорельцы так, что у каждого человека милостыню попросить можно. Вот как они думают.

Софрон. Да попросить-то можно. А вот – подаст ли сей человек?

Фролович. У москвичей сердца ледяные. Их слезами не растопишь. А песни наши им даром не нужны.

Софрон. Правда. Песни таперича и не слушают. Год назад слушали, а нынче и не слушают. Верно Цао покойный говорил – уходить надобно из Москвы в Подмоскву. Тут народ посердобольней. Так оно и вышло. В деревне денег не подадут, а хлеба навалят. Ходим по Подмоскве, и слава Богу.

Ванюша. Цао умный был. Помнишь, Соплюша, как он тебе говорил: «Лучше не воровать, а просить»?

Сопля (суетится вокруг закипающего котелка). Да помню, помню… во, закипел. Просить-то завсегда безопасней. Но выпить тоже хочется. А водки подавать не принято.

Софрон. Господи, сдалась тебе эта водка! Дня не было, чтобы про водку эту поганую не говорил.

Фролович. От водки голова гудит и ноги слабнут.

Ванюша. Мой папаша покойный водку любил. Горькая она.

Софрон. Горькая, невкусная. Как ее пьют… не понятно.

Фролович. Человече все в рот тащит.

Сопля. А я люблю водочки выпить. Особенно зимой. От нее теплота по жилкам разливается.

Софрон. Деньги токмо на нее переводить. Гадость и есть гадость. А толку никакого. Ну что, братцы, обрадуемся?

Фролович, Ванюша, Сопля (готовя ложки, двигаются к котелку). Обрадуемся.

Софрон достает тряпицу, разворачивает; в тряпице лежит упаковка с мягкими ампулами; на упаковке живое изображение: на лысой голове человека вдруг начинают расти цветы, человек улыбается, открывает рот и изо рта вылетают два золотых иероглифа синфу. [7 - Счастье (кит. )]

Фролович. Сколько?

Софрон (со вздохом). Семь.

Сопля. На два обеда не хватит.

Ванюша. Как – семь? Было же десять?

Софрон. Три вчера фараонам отдали в Перхушково, возле харчевни. Не помнишь?

Ванюша. Вчера?

Софрон. Вчера. Когда вы с Фроловичем пели про Кудеяра-атамана.

Фролович. Так он же не видал. Фараоны подошли, Софроня молча им три штуки и сунул. Чтоб не мешали. Они и отвалили.

Ванюша. Да. Стало быть, не видал я. А вы и не сказали.

Фролович. А чего зря языком ворочать?

Сопля снимает котелок с огня, Софрон кладет на середину клеенки обломок доски, Сопля ставит на него котелок. Фролович достает ложки, раздает.

Софрон. Ну, что, братцы, кинем пять, а две оставим? Или кинем все семь?

Фролович. Две нас завтра все одно не спасут. Обидимся.

Сопля. Обидимся.

Софрон. Обидимся.

Ванюша. Семь – не многовато ли?

Софрон. Круче заберет. В самый раз.

Ванюша. Как знаешь, Софронюшка.

Софрон разрывает ампулы, вытряхивает их содержимое в похлебку; достает пузырек с темно-красной жидкостью, капает в котелок семьдесят капель.

Софрон (Сопле). Давай сахар.

Сопля роется по карманам, достает целлофановый пакет и обнаруживает, что он пуст.

Софрон. Где сахар?

Сопля (шарит по карманам). Господи, я ж пакет не завязал… высыпался…

Фролович. А в кармане?

Сопля выворачивает карман; на конце кармана дырка.

Сопля. Утек сахарок… Простите, братцы.

Фролович бьет Соплю костылем.

Софрон. Гаденыш! Как мы жрать будем? !

Сопля. Простите, братцы, не со зла. Не со зла я. Не со зла.

Фролович. Вот гад! Ну, что тебе доверить можно? ! Где мы таперича сахару возьмем? ! А ну – хромай на станцию за сахаром! Живо, гнида!

Ванюша. У меня есть сахар.

Софрон. Какой? Откуда?

Ванюша. Так у меня ж башенка сахарная. Помните? Девочка подала во Внукове на рынке. (Лезет в карман, достает башню от сахарного Кремля. ) Мы ж ее сохранить решили.

Зрячие молча смотрят на башню.

Ванюша. Софронюшка, кинь ее в суп.

Софрон. А не жалко? Красивая ведь.

Ванюша. Так я все равно не вижу. Чего жалеть?

Софрон молча берет сахарную башню, опускает в похлебку.

Фролович. Ничего, еще подадут… Помешать надобно, чтобы разошлась… сахарок-то крепкий… (Перемешивает похлебку. )