Первый субботник (сборник)

Страница 11

– Прорубоно… про… прорубоно… – произнес он, ворочаясь на столе.

Урган покачал головой и забормотал быстро-быстро, едва успевая проговаривать слова:

– Ну, если говорить там о технологии прорубоно, о последовательности сборочных операций, о взаимозаменяемости деталей и почему же как прорубоно, так и брака межреспубликанских сразу больше и заметней, так и прорубоно местного масштаба у нас не обеспечивается фондами и сырьем по-разному по-сварочному, а наличными не выдают и агитируют за самофинансирование…

Клоков дернулся, выпрыгнул из-за стола и повалился на сцену. Перевернувшись на живот, он заерзал, дополз до края сцены и свалился в партер зала. В партере он заворочался и запел что-то тихое. Хохлов громко заплакал. Симакова вывела его из-за стола. Хохлов наклонился, спрятав лицо в ладони. Симакова крепко обхватила его сзади за плечи. Ее вырвало на затылок Хохлова. Отплевавшись и откашлявшись, она закричала сильным пронзительным голосом:

– Прорубоно! Прорубоно! Прорубоно!

Пискунов и Черногаев спрыгнули со сцены и, имитируя странные движения друг друга, засеменили к входной двери. Приблизившись к неподвижно лежащей уборщице, они взяли ее за ноги и поволокли по проходу к сцене.

– Прорубоно! Прорубоно! – хрипло ревел милиционер. Он изогнулся назад еще сильнее, красное лицо его уставилось в потолок зала, тело дрожало.

Пискунов с Черногаевым подволокли уборщицу к ступенькам и затащили на сцену. Звягинцева отняла руки от своего окровавленного лица, сильно наклонилась вперед и подошла к лежащей на полу уборщице. Урган тоже подошел к уборщице, бормоча:

– Если говорить о технологии прорубоно, граждане десятники, они никогда не ставили высоковольтных опор и добавляли битумные окислители, когда процесс шлифования необходим для наших ответственных дел и решений, и странное чередование узлов сальника и механопривода…

Черногаев и Пискунов, Звягинцева и Урган подняли уборщицу с пола и перенесли на стол.

Старухин приподнял свое разбитое посиневшее лицо.

– Прорубоно, – четко произнес он распухшими губами. Симакова отпустила Хохлова и, не переставая пронзительно выкрикивать, подошла к столу.

Хохлов опустился на колени, коснулся лбом пола и стал подгребать руками к лицу разлившиеся по полу рвотные массы. Черногаев, Пискунов, Звягинцева, Урган, Старухин и Симакова окружили лежащую на столе уборщицу и принялись сдирать с нее одежду. Уборщица очнулась и тихо забормотала:

– Та и прорубоно… так-то и прорубоно…

– Прорубоно! Прорубоно! – кричала Симакова.

– Прорубоно… – хрипела Звягинцева.

– Но прорубоно по технически проверенным и экономически обоснованным правилам намазывания валов… – бормотал Урган.

– Прорубоно! – ревел милиционер.

Вскоре вся одежда была содрана с тела уборщицы.

– Ота… ота-та… – бормотала она, лежа на столе.

– Пробо! Пробо! Пробо! – закричала Симакова.

Уборщицу перевернули спиной кверху и прижали к столу.

– Пробо… ота-то… – захрипела уборщица.

– Пробойно! Пробойно! – заревел милиционер.

Пискунов и Черногаев, приседая и делая кистями рук быстрые вращательные движения, спрыгнули со сцены, подняли лежащий у ног милиционера футляр, поднесли и положили его на край сцены.

– Пробойное! Пробойное! – ревел милиционер.

Пискунов и Черногаев открыли футляр. Внутри он был разделен пополам деревянной перегородкой. В одной половине лежала кувалда и несколько коротких металлических труб, другая половина была доверху заполнена червями, шевелящимися в коричневато-зеленой слизи. Из-под массы червей выглядывали останки полусгнившей плоти.

Черногаев взял кувалду, Пискунов забрал трубы. Труб было пять.

– Прободело! Прободело! – заревел милиционер и затрясся сильнее.

– Патрубки, патрубки пробойные общечеловеческие ГОСТ 652/58 по неучтенному, – забормотал Урган, вместе со всеми прижимая тело уборщицы к столу. – Длина четыреста двадцать миллиметров, диаметр сорок два миллиметра, толщина стенок три миллиметра, фаска 35.

Пискунов поднес трубы к столу и свалил их на пол.

– Прободело… так-то и проб… – бормотала уборщица.

Пискунов взял одну трубу и приставил ее заостренным концом к спине уборщицы.

– Убойно! Убойно! – заревел милиционер.

– Убойно! Убойно! – подхватила Симакова.

– Убойно… убойно… – повторял Старухин.

– Убойно… – хрипела Звягинцева.

Пискунов держал трубу, схватив ее двумя руками. Черногаев стал бить кувалдой по торцу трубы. Труба прошла сквозь тело уборщицы и ударила в стол. Пискунов взял вторую трубу и приставил к спине уборщицы. Черногаев ударил по торцу трубы кувалдой. Труба прошла сквозь тело уборщицы и ударила в стол. Пискунов взял третью трубу и приставил к спине уборщицы. Черногаев ударил кувалдой по торцу трубы. Труба прошла сквозь тело уборщицы и ударила в стол. Пискунов взял четвертую трубу и приставил ее к спине уборщицы. Черногаев ударил кувалдой по торцу трубы. Труба прошла сквозь тело уборщицы и ударила в стол. Пискунов взял пятую трубу и приставил ее к спине уборщицы. Черногаев ударил кувалдой по торцу трубы. Труба прошла сквозь тело уборщицы и ударила в стол.

– Вытягоно… вытягоно… – забормотал Хохлов в кучку сгребенных им рвотных масс.

– Вытягоно! Вытягоно! – закричала Симакова и схватилась обеими руками за торчащую из спины уборщицы трубу. Старухин стал помогать Симаковой, и вдвоем они вытянули трубу.

– Вытягоно! Вытягоно! – ревел милиционер.

Старухин и Симакова вытянули вторую трубу и бросили на пол. Урган и Звягинцева вытянули третью трубу и бросили на пол. Пискунов и Черногаев вытянули четвертую трубу и бросили на пол. Урган и Звягинцева вытянули пятую трубу и бросили на пол. Из-под тела уборщицы обильно потекла кровь.

– Сливо! Сливо! – закричала Симакова.

Быстро стекая по красному сукну, кровь разливалась на полу тремя большими лужами.

Хохлов пополз на коленях к раскрытому футляру.

– Нашпиго! Набиво! – заревел милиционер.

– Напихо червие! Напихо червие! – закричала Симакова, и все, кроме милиционера и лежащего в партере Клокова, двинулись к футляру.

– Напихо червие, – повторял Старухин, – напихо…

– Напихо в соответствии с технологическими картами произведенное на государственной основе и сделано малое после экономического расчета по третьему кварталу, – бормотал Урган.

Каждый из подошедших зачерпнул пригоршню червей из футляра и понес к столу. Подойдя к трупу уборщицы, они стали закладывать червей в отверстия в ее спине. Как только они закончили, милиционер перестал выгибаться и реветь, достал из кармана платок и стал тщательно вытирать мокрое от пота лицо.

Клоков поднялся с пола и принялся отряхивать свой костюм. Пискунов и Черногаев собрали разбросанные по полу трубы и кувалду, сложили в свободное отделение футляра, закрыли его и стали застегивать.

Читать похожие на «Первый субботник (сборник)» книги

Дано: чересчур занятой отец-одиночка с тяжелым характером - 1, непослушная дочка-первоклассница - 1, молодая и очень ответственная учительница - 1. Вопрос: Сможет ли учительница найти подход к проблемной ученице? А растопить сердце ее отца и вернуть ему веру в женщин? Ответ попробуем найти в этой истории.

В сборник “Капитал” вошли все пьесы Владимира Сорокина, написанные за четверть века – с середины 1980-х по конец 2000-х. Выстроенные в хронологическом порядке, они ярко демонстрируют не только разные этапы творчества писателя, но и то, как менялся главный герой его произведений – русский язык во всех проявлениях: от официозного до интимного, от блатного до производственного жаргона. Карнавальная составляющая сорокинской полифонии разворачивается в его драмах в полную силу и завораживает

Сборник короткой прозы Владимира Сорокина «Моноклон» написан почти в реалистической манере. События: расстрел в супермаркете, зачистка в коттеджном поселке, нападение на ветерана госбезопасности под звуки марша юных патриотов на Ленинском проспекте – происходят в привычных декорациях и едва выходят за рамки возможного. Углубляясь в подсознание сотрудницы издательства, ветерана, директора магазина, губернатора, писатель исследует новые социальные роли в России двухтысячных и новые оттенки в

Романы «Путь Бро», «Лед» и «23 000», написанные в первой половине 2000-х, соединены динамичным сюжетом и в полной мере демонстрируют фирменные черты сорокинской прозы – карнавальность, овеществление метафоры, деконструкцию жанра. Но одновременно писатель всерьез размышляет о природе идеи избранности и ее обреченности, об истоках трагедий XX века, о том, в чем истинная сила и слабость человека. Мировая и российская история предстают в резкой и неожиданной авторской трактовке, не менее

В новый сборник короткой прозы Владимира Сорокина вошли тексты последних лет – большинство из них публикуется впервые. Читателя традиционно ждет вихрь головокружительных аттракционов: жонглирование цитатами и эпохами, карнавальное смешение высокого и низкого, оживление метафор, вспышки эротических протуберанцев, мучительная или глупая смерть. Если раньше застывшая языковая, жанровая или поведенческая модель, которую ломает вырвавшееся наружу коллективное бессознательное, относилась скорее к

Во время обыска в квартире диссидента сотрудник КГБ наряду с романом «Архипелаг ГУЛАГ» находит еще одну запрещенную рукопись и приступает к ее чтению. Состоит она из нескольких частей, рассказывающих о жизни простых советских людей, которые по достижении определенного возраста должны принимать «Норму» – особым образом спрессованные фекалии. Пить их необходимо ежедневно, чтобы общество принимало тебя в свой круг. И, если дети не совсем понимают, зачем взрослые едят фекалии, родители поясняют,

В книге представлены избранные произведения известного российского писателя Владимира Сорокина. «Свеклушин выбрался из переполненного автобуса, поправил шарф и быстро зашагал по тротуару. Мокрый асфальт был облеплен опавшими листьями, ветер дул в спину, шевелил оголившиеся ветки тополей. Свеклушин поднял воротник куртки, перешёл в аллею. Она быстро кончилась, упёрлась в дом. Свеклушин пересек улицу, направляясь к газетному киоску, но вдруг его шлёпнули по плечу: – Здорово, чувак!»

В 2027 году наша страна отгородилась от других государств Великой Русской Стеной. Во главе государства снова царь, сословное деление восстановлено, в миру процветает ксенофобия, протекционизм и вседозволенность карательных органов. А на Лубянке вместо памятника Дзержинскому появился памятник Малюте Скуратову. Сюжет описывает один день высокопоставленного опричника – слуги государя. И, судя по описанному, наша страна попала в какое-то фантасмагорическое Новое Средневековье. Критики называют

В центре сюжета повести «Метель» Владимира Сорокина история о докторе Платоне Ильиче Гарине, который отправляется в отдаленную деревеньку Долгое, чтобы передать жителям спасительную вакцину от страшной болезни. Не пойми откуда взявшаяся боливийская черная болезнь превращает людей в зомби, и конца-края ужасу не видать… Вот только не везет Гарину: приехав на станцию, он не обнаруживает ни одного извозчика, а когда все-таки находит некоего, на них обрушивается небывалая метель. С первых страниц у

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом – лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, – энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами