Капитал (сборник) - Владимир Сорокин

Марк. Первый раз слышу.

Наташа. Да, да. Ее мать каждый раз спрашивала отца после полета: ну что, опять с небом Родины трахался? Стирать трусы?

Марк. Класс!

Наташа. То есть у жен летчиков была серьезная проблема. Их мужья трахались с небом, а своих жен не удовлетворяли. И жены бегали к прапорщикам, бензозаправщикам, техникам. Мой папа умел ебаться. А я за шкафом лежала и слушала.

Марк. Ты ласкала себя?

Наташа. Нет. Я ковыряла шкаф ногтем. Узоры на дереве. До сих пор помню эти узоры. Один был похож на розу. Другой – на велосипед. А третий – на дерущихся водолазов.

Марк. А я любил дрочить. Представлю себе больницу. Будто девочек кладут на операционный стол и осматривают. А они плачут. Меня мать однажды застукала в ванной. Потом взяла тюбик резинового клея, выдавила мне в штаны, вытолкала меня на улицу и сказала: “Иди, Марк, и хорошо подумай о своем будущем”.

Наташа. И ты подумал?

Марк. Подумал, но дрочить не перестал.

Наташа (смеется). С тобой не соскучишься!

Марк. Я рад, что тебе весело. Но выпить все-таки хочется.

Наташа. Давай, давай выпьем. У меня тост есть.

Марк снова наливает ей шампанского.

Наташа. Давай за тебя.

Марк. Почему за меня? Нет, рыбка, давай за тебя.

Наташа. За меня уже пили. За тебя. За твою… за твой…

Марк. Хуй?

Наташа. Юмор!

Марк. Спасибо, милая. Я очень тронут.

Чокаются, пьют.

Марк. Пока еще горячее, давай еще по кусочку.

Наташа. Давай.

Марк. Кстати, ты же не попробовала соус. Знаешь, как он называется? “Бетельгейзе”.

Наташа. Это что?

Марк. Самая большая звезда во Вселенной. Ее диаметр больше орбиты Марса. Представляешь?

Наташа. Не очень.

Марк. Главное – это очень вкусно.

Кладет ей кусок, поливает соусом.

Наташа (пробует). Вкусно.

Марк. Еще бы!

Наташа. Не знаю, может, я не права, но мне кажется, что…

Марк. Что, милая?

Наташа. Ты не обидишься?

Марк. Я не обижусь, даже если ты убьешь меня.

Наташа. Ну… мне кажется, что мой отец вкуснее твоей матери.

Марк. Возможно. Во-первых, он моложе на три года. Во-вторых, моя мать страдала ревматизмом. А в-третьих…

Наташа. А в-третьих, я люблю тебя.

Марк. Я обожаю тебя, рыбка.

Целуются, не переставая жевать.

Наташа. Тебе грудинка попалась?

Марк. По-моему, это плечо.

Наташа. А у меня… даже не знаю, что это за часть.

Показывает.

Что это?

Марк. Трудно сказать, милая. Наверно, шея.

Наташа. Наверно. Вот позвонки… а может, спина… ммм… а с соусом правда вкуснее.

Марк. Естественно.

Едят молча.

Наташа. Странно все-таки.

Марк. Что, милая?

Наташа. Отец мой был таким говном, а мясо вкусное.

Марк. Так часто бывает… Кстати, милая, чтоб не забыть. Звонил Петя, приглашал на уикенд к ним. Я ему пока не ответил.

Наташа. Да ну… не хочу я к ним. У него жена трещит, как пулемет.

Марк. Мне Петя нравится. Умный парень. Веселый.

Наташа. Он-то умный, а жена глупа, как пробка. Да ну их.

Марк. Поехали тогда к Хохловым на дачу.

Наташа. Опять кокаин нюхать?

Марк. Тебе не понравилось разве?

Наташа. Нос заложило, как при гайморите. И трахаться хочется.

Марк. Это плохо, по-твоему?

Наташа. Хорошо. Но я и без кокаина хочу трахаться.

Марк. Я знаю, киса.

Наташа. И потом… этот Хохлов… странный парень.

Марк. Почему странный?

Наташа. Зачем ему японский сад вокруг русской дачи?

Марк. Это успокаивает.

Наташа. Он что – японец? У него морда вполне русская. Чего ему успокаиваться.

Марк. На него было покушение.

Наташа. Ну и что? На кого из новых русских не было покушений? На тебя же тоже было, но ты не заводишь японского сада!

Марк. На меня было два покушения. А на Хохлова – только одно. Это большая разница.

Наташа. Почему?

Марк. Страшно становится после первого. Люди удваивают охрану, садятся на кокаин. Заводят японский сад. Часто ходят в церковь. А после второго покушения страх пропадает. Совсем.

Наташа. А после третьего?

Марк (смеется). Я таких не встречал!

Наташа. Марк, хорошо, что тебе не нужен японский сад. И ты ничего не боишься.

Марк. Как говорил один мой друг, в русском бизнесе есть два пути: либо ты боишься, либо ты работаешь. Правда, сам он уже полгода лежит на Крестовском кладбище.

Наташа. Он боялся?

Марк. Нет. Он работал.

Наташа (вздыхает). Ну вот… опять мы про кладбище заговорили.

Хлопает в ладоши.

На хуй! На хуй! На хуй!

Смеется.

Ой, слушай, я же тебе забыла рассказать! Я видела сегодня классную сцену! Дико классную! Я сегодня была в парикмахерской.

Марк (целует ее). Я это заметил.

Наташа. Подожди… вот, и пока меня Танечка стригла, я смотрела в окно. У них оно такое большое, улица видна, как в кино. А на улице какой-то кретин на синем мерседесе въехал в грузовик. Или, может, грузовик в него въехал, я не знаю. Грузовику ничего, а мерседес слегка помяло, ну и лобовое стекло разбилось. Грузовик уехал, кретина увезла куда-то милиция, а мерседес остался стоять на улице. И вот здесь-то и началось кино! Откуда-то прямо из-под земли появились люди, которые стали раздевать мереседес. Они делали это быстро и профессионально. Их было несколько групп, каждая со своей специализацией: одни снимали колеса, другие вынимали мотор, третьи чистили салон, и знаешь, что мне это напомнило? Я смотрела фильм про Африку, как львы охотятся на зебр. И вот они завалят зебру, выедят в ней лучшие куски и уйдут. А потом приходят гиены, съедают потроха, потом сразу налетают грифы, потом приползают муравьи… В общем, когда я вышла из парикмахерской, на улице лежал только кузов мерседеса. Как синий череп. И пошел снег. И было так красиво. Этот пустой синий череп под снегом был такой… такой…