Воронихи - Кэсс Морган

Они принесли домой десятки предметов, идеально подходящих, чтобы использовать их для заклинаний, и с тех пор были неразлучны. Тиффани стала той сестрой, о которой всегда мечтала Скарлетт. Они отлично друг друга уравновешивали. Скарлетт связывали нормы магии, а Тиффани любила забавляться со своим даром. Девиз Каппы переводился как «Сестринство. Лидерство. Преданность. Филантропия», и Скарлетт всегда полагала: это о том, что они должны повелевать миром и беречь его. Но Тиффани видела в ведьмах не только супергероинь.

– Какая радость вообще быть ведьмой, если нельзя использовать волшбу для того, чтобы твоя очередь в «Старбаксе» подошла быстрее? – всегда говорила она.

Скарлетт понимала, что имеет в виду подруга: чего хорошего в том, чтобы приносить пользу миру, когда ты не можешь принести пользу себе?

Голубые глаза Тиффани блестели всякий раз, когда ей в голову приходила какая-нибудь выдающаяся идея, или когда она легчайшим касанием колдовства уравновешивала мелкие дневные неприятности, например проливала напиток парня из студенческого братства, который слишком уж долго и пристально смотрел на одну из сестер, или угощала сывороткой правды профессора-сексиста, который ставил высшие баллы только мальчишкам. Она была умной, веселой и в меру шаловливой. Тиффани оказалась тем самым человеком, который отвлек Скарлетт от ее мыслей, напомнив, что в жизни ведьмы есть место не только долгу, но и радости. Обычно, когда подруги были вместе, Скарлетт одновременно чувствовала себя непринужденно и испытывала воодушевление, что бы им ни предстояло сделать.

Карты Таро легко могли объяснить их связь – Кубки и Мечи всегда хорошо ладят, но Скарлетт нравилось думать, что они с Тиффани крепко связаны хоть с магией, хоть без нее.

…Скарлетт глубоко вздохнула, вспомнив слова, которые недавно сказала Далия, и спросила:

– Тифф, а ты когда-нибудь думаешь о Харпер?

Тиффани застыла:

– Мы же договорились никогда это не обсуждать.

– Я знаю, но вдруг это когда-нибудь всплывет?

– Как оно может всплыть? Кроме нас, никто ничего не знает, – ответила Тиффани.

На самом деле это было не совсем так. Кроме них, правду знала еще одна девушка с их курса, Гвен. Но Гвен давно уехала, и они сделали все, чтобы она никогда и ничего никому не сказала.

– Скарлетт, все в порядке. Верь мне, мы в шоколаде, – твердо сказала Тиффани, засовывая слоника в шкаф и разглаживая платье.

– Тук-тук, – произнес низкий голос.

Скарлетт стремительно обернулась.

– Господи, Мейсон! Я думала, ты не вернешься до завтра.

– Я приехал пораньше, – с улыбкой ответил он.

Не будь Мейсон ее парнем, Скарлетт сочла бы, что он неприлично хорош собой. Уголок его рта с одной стороны был чуть приподнят, как будто он в любой момент готов рассмеяться. Кожу покрывал сильный золотистый загар. Волосы были чуть длиннее обычного и вились на висках, под футболкой бугрились хорошо развитые мышцы.

Тиффани прокашлялась.

– Ладно, оставлю вас вдвоем… увидимся внизу, Скар, – сказала она, играя бровями.

Едва Тиффани ушла, Мейсон подошел к Скарлетт, обнял ее, и они слились в долгом поцелуе. В миг, когда их губы встретились, девушка закрыла глаза и утонула в ощущениях. Даже после двух месяцев разлуки Мейсон был все тем же – словно теплый летний день.

Мать Скарлетт сказала как-то, что любви с первого взгляда не бывает, но есть любовь с первой шутки. Однажды отец покорил ее своим едким юмором, и даже теперь, после тридцати лет брака, Марджори Винтер могла посмотреть на мужа и сразу вспомнить, почему она его любит – даже если в данный момент ненавидит.

А вот Мейсон Грегори нанес Скарлетт двойной удар: та влюбилась и с первого взгляда, и с первой шутки.

Они познакомились на совместной тусовке Каппы и Пи-Каппы-Ро (она называлась Пикики), где на каждой девушке поверх бикини была надета юбка-хула для гавайских танцев, а на парнях из Пи-Ка были только хулы. Расхаживая по Дому Пи-Ка, превращенному в подобие тропического острова, где были живые пальмовые деревья и надувная водяная горка, которая начиналась под самой крышей и спускалась в бассейн, ребята из братства надевали понравившимся Каппам цветочные гирлянды-леи. С дурацкой, но все же очаровательной шуткой о том, что он так рано не ложится, Мейсон отказался подарить Скарлетт свой лей, вручив ей вместо этого одну-единственную вытащенную из гирлянды плюмерию. Скарлетт, шутя, потребовала, чтобы он отдал ей весь лей целиком, но Мейсон рассказал ей об островной традиции:

– Девушка засовывает цветок за правое ухо, если юноша ее заинтересовал, и за левое, если у него нет ни единого шанса.

Она рассмеялась и сунула цветок за правое ухо. Тогда-то и начался их роман.

У Скарлетт была собственная теория насчет любви: она считала, что дело в чем-то большем, чем взгляды и чувство юмора. В любви, как и в заклинаниях, есть ритм. Ритмы Мейсона и Скарлетт совпали с первого же мгновения их знакомства. Скарлетт была уверена в том, что ее место рядом с Мейсоном, как ни в чем другом в этой жизни. Хотя вернее было бы сказать, что это его место рядом с ней.

Мейсон прервал поцелуй и отступил, чтобы окинуть ее взглядом, который задержался там, где пуговки встречались с белым кружевом лифчика и где юбка прилегала к бедрам.

– Выглядишь потрясающе, как всегда. Как тебе это удается? Серьезно, никогда не видел тебя растрепанной.

– Конечно же это колдовство, – подмигнула Скарлетт.

Мейсон понятия не имел, что она говорит правду: Воронихи поклялись хранить тайну. Только девушки из сестринства и выпускницы вроде матери и сестры Скарлетт знали, что этот студенческий союз состоит исключительно из ведьм. Мейсон очень интересовался историей и при других обстоятельствах наслаждался бы легендами и преданиями, которые хранили те, кто входит в ковен. Его комната в доме студенческого братства была бы забита биографиями, большинство из которых не проходят ни в одном учебном заведении. Ему так интересно было бы узнать о том, как влияет на мир волшебство, как менялась история человечества, тонко и незаметно направляемая той или иной ведьмой. Но правила есть правила, поэтому он никогда и ни за что не узнает всего этого. Порой эта тайна словно забивала между ними стальной клин, но как бы Скарлетт ни любила Мейсона, как бы ни хотела, чтобы между ними не было секретов, ей и в голову не приходило предать сестер.