Утерянная Книга В. - Анна Соломон

Он полагает, что достаточно, Ви все поняла и выходит, но тут же заходит снова, и дверь снова бьется о раковину. Ей хочется сказать мужу про эту дверь, смешно же, на ремонт ушло четыре с половиной тысячи долларов, а дверь в ванную нормально не открыть. Хочется, чтобы он посмеялся с ней вместе. В конце концов, ремонт оплачен деньгами ее семьи, как и квартира на Дамбартон-стрит, в трех кварталах от Висконсин-авеню. Ви знает – Алекс не любит об этом говорить.

Он все шагает туда и обратно вдоль ванны:

– Вылезай сейчас же. Не уйду, пока не вылезешь.

Бедный мальчик, думает Ви, царек, весь на нервах, и изо рта у него пахнет. Пожалуй, надо с ним помягче. Она встает из воды, не стесняясь (пусть смотрит), и удивляется, как же просто дать ему то, что он хочет. Зачем же она усложняет? Зачем перечит и противится? Заставляет его трогать себя, как на кухне, если это ему противно? Зачем ей собрания женской группы? В первый раз ее туда заманила знакомая по колледжу Уэллсли, но потом никто не заставлял. Почему бы не стать как Розмари, которая не раздумывала, заводить ли детей, наверняка не устраивает таких заплывов в ванне и уж точно не пытается избавиться от беременности тайком от мужа. Милая и добрая Розмари, в ее хорошеньком домике. Или как мать Ви, которая до самой смерти вырезала статьи из журналов для домохозяек, с заголовками вроде «Пять секретов идеальной глажки, которых вы не знали» и «Чем порадовать мужа». Последний заголовок встречался особенно часто…

Ви выбрала Алекса в мужья по причинам, которые и сейчас кажутся ей очевидными. Он умен, амбициозен, умеет пить и прекрасно целуется. Он мог дать ей все, к чему она привыкла, и навсегда. С ним она везде как дома. И ей это нравилось. Так почему бы не стать похожей на Розмари или на маму, не радоваться тому, что есть?

Разве все так просто? Словно отвечая на вопрос, Алекс громко сглатывает слюну. На мгновение Ви прогнала страх, просто показавшись ему обнаженной. Она должна бы радоваться или гордиться. Так оно и есть, в какой-то степени. Над ним властвуют гормоны, а над его гормонами властвует она. Но что-то еще внутри Ви заставляет ее дрожать от злости и желания растоптать его: она ненавидит эту свою власть, которая на самом деле ни на что не влияет, она пассивна и унизительна. И себя ненавидит – за то, что все равно использует ее.

– Дай полотенце, – произносит Ви холодно.

Алекс приходит в себя и повинуется. Затем выходит проверить, все ли готово к вечеринке. Оставшись одна, Ви смотрится в зеркало. Сбрасывает полотенце и рассматривает белые груди, плоский живот, завитки волос на лобке. Сейчас они темные, а когда высыхают, становятся светло-рыжими, как волосы на голове. Талия у нее чуть полновата, а бедра узкие, из-за чего фигура кажется немного мальчишеской. Чем дольше Ви смотрит, тем неинтересней кажется ей отражение – тело, составленное из частей, у каждой свое назначение. Она разглядывает кости таза, круглые колени. Две ноги, по пять пальцев на каждой. На пальцах растут волоски, как трава на пригорке. Такого же цвета, как на лобке, на голове и в подмышках. Наверное, в носу и в ушах тоже; она не проверяла.

Ви запрокидывает голову и пытается рассмотреть собственные ноздри. Как ни странно, эти действия ее успокаивают: вот она перед зеркалом, как будто разобрана на запчасти, и бесстрастно изучает их. Может, потому, что это один из редких моментов, когда Ви разглядывает собственное тело, не думая о сексе, сексуальности и множестве проблем, которые они вызывают.

Она крутит головой, пытаясь повернуть ее под нужным углом к зеркалу, но грохот снаружи возвращает к реальности и обязанностями хозяйки. Похоже, уронили поднос со столовым серебром.

Ви переходит к активным действиям. Надеть зеленое платье, жемчуг… Бросает взгляд на часы. Алекс прав – времени мало. Она наливает себе чуточку бурбона и мысленно просит прощения у матери, у которой насчет выпивки было единственное правило: «Не начинай в одиночку». Ви одним глотком осушает бокал и начинает приготовления. Лосьон. Чулки. Новый бюстгальтер и пояс для чулок, для объема и стройности. Платье с молнией на спине, которую она застегивает до талии – Алекс зайдет позже и застегнет до конца. Ви отмечает про себя, что ему это понравится, на секунду задумывается, хочется ли ей, чтобы ему понравилось, и одновременно беспокоится из-за беременности. Закалывает волосы и садится за туалетный столик, трогает пудреницу и кисточку, берет из-под шкатулки с украшениями конверт. Ви открывает его, затем откладывает в сторону и пудрит лицо. Внизу кричат.

Она пудрится, не отрывая взгляд от конверта. Ви уже прочла письмо трижды, с удовольствием разглядывая округлый почерк Розмари. Иногда Ви представляет, что дети Розмари такие же кругленькие и милые, как буквы в ее письмах и манера рассказывать: как Розмари купила новую стиральную машинку с сушилкой. Как новый знак остановки вызвал всевозможные волнения среди местных старейшин. Почти ничего необычного, письмо как письмо. Кроме одной тревожной детали, касавшейся мужа Розмари. Сама она, как и Ви, из судейской семьи. Детьми они ходили в одну подготовительную школу в Бостоне, окончили Уэллсли. А через неделю после выпуска Розмари вышла замуж за еврея – юриста Филиппа… Розенбаума? Ротенблюма? Вечно Ви забывает его фамилию; сколько бы писем ни отправила она Розмари, каждый раз приходится заглядывать в записную книжку. Так вот, этот Филипп по непонятным причинам согласился переехать с Розмари в дом на берегу, в консервативную протестантскую общину. Семейства Ви и Розмари, тоже протестантские, раньше проводили там лето. В общине имелись правила абсолютно для всего. В какой цвет можно красить дом (белый), а в какой – ставни (черный), высота забора, допустимый уровень шума, как стричь газон… И с тех пор как «вымерли» индейцы – кому можно селиться в общине, а кому нельзя. Вмешалась мать Розмари и кого-то умаслила, молодожены переехали, и до сих пор все шло довольно гладко. Филипп открыл практику в деловом центре городка и набирает клиентуру из цветных. Розмари ждет четвертого ребенка. Подбирает новые обои и пробует поселить своих двух мальчишек в одной комнате; она уверена, что на этот раз родится девочка, а девочкам нужно уединение, ведь правда? Она пишет обо всех этих мелочах и вдруг рассказывает историю про крест. Даже с новой строки не начинает. Они с сыновьями возвращались как-то домой, темнело, время ужинать. Подъезжая к дому, Розмари краем глаза увидела пламя. Но не сразу поняла, что это, а когда поняла, затолкала мальчиков в дом, набрала ведро воды, потушила пылавший крест и спрятала в гараже.