Пути отхода - Наоми Исигуро

– Они напоминают мне духов, – сообщила она. – Призраков, которые являются к нам из потустороннего мира и уходят назад.

«Что? » – едва не спросил Питер, но вовремя вспомнил про их с Агнес глубокую связь и придержал язык из боязни все разрушить. Они сидели молча, волны подбирались к ступням все ближе. Питер жалел об оставленных в кабинке вьетнамках.

– Чайки, – пояснила Агнес. – Тебе не кажется? Словно духи.

Жирные потрошители мусорных контейнеров, подумал Питер, которые нагло пикируют на чипсы беспомощных туристов, пронзительно орут по утрам, точно стая гарпий, и гадят тебе на голову, пока ты идешь на работу.

– М-м, – пробормотал он. – Словно духи.

Агнес, по-прежнему дрожа, потерла обнаженные плечи. Нужно что-то предпринять, упрекнул себя Питер и вскочил.

– Давай я провожу тебя домой. Пока ты совсем не замерзла.

– Домой? – удивилась она. – Уже?

– Или куда-нибудь еще?

Питер молился, чтобы Агнес не захотела к нему, в его берлогу с кучей упаковок из-под пиццы на полу, с заплесневелыми чашками и единственным креслом, подтянутым к самому телевизору, потому что короткий провод джойстика от игровой консоли дальше не доставал.

– Нет, – рассмеялась Агнес. – Домой – это прекрасно. Точнее, в мой отель.

– Где ты поселилась?

– Чуть дальше вдоль пляжа.

– Симпатичный отель?

Агнес пожала плечами – мол, она выше материальных понятий вроде симпатичного или несимпатичного отеля.

– Пожалуй.

– Пойдем, – кивнул Питер. – Я тебя провожу.

– Это необязательно.

– Мне хочется.

– Хорошо, – проговорила Агнес.

И к его величайшему удивлению, встала на цыпочки и поцеловала Питера в щеку.

* * *

Алфи шел по береговому укреплению; все вокруг выглядело призрачным. Не только море вдали, но и оставшийся за спиной берег, где не было ни людей, ни магазинов, ни дорог, ни домов, ничего, лишь недостроенные виллы с одинаковыми балконами и рекламными щитами с картинкой будущего здания.

Алфи подумал – вот бы жить в одной из этих вилл, быть в Брайтоне все время. С мамой – и с Уоллесом. Уоллес мог бы найти здесь новую работу, они втроем сидели бы по выходным на берегу и делали вид, что у них отпуск. Мама потренировалась бы, научилась получать удовольствие от отпуска и позабыла бы про головную боль; Уоллес, найдя работу, перестал бы грустить, хотя, если честно, Алфи не знал точно, отчего Уоллес грустит. Грустит и все тут, причем давно, а ведь когда мама впервые привела его в квартиру, он носил длинные волосы и красивый синий пиджак, улыбался по-настоящему и держал маму за руку. Алфи предложит маме и Уоллесу поселиться тут. Чуть позже вернется к ним и предложит. Только не рассердятся ли они на Алфи за побег? Не придут ли в ярость? Вероятно, вероятно, придут.

Алфи сел на бетон, уставился на океан. Водяная пыль. Две чайки дерутся в воздухе, кричат, бьют клювами, крыльями, когтями, и все это на фоне последних красных отблесков заката. Алфи начинал мерзнуть, но было приятно, восхитительный холодный ветерок бодрил после долгого бега под солнцем.

Алфи снял обувь и носки, закатал брюки до колен. Как прохладно икрам – и босым ступням! Алфи никогда не ходил босым. Мама очень боялась клещей и рыжих лесных муравьев, острых предметов в траве или под автобусным сиденьем… и все-таки до чего же красив вздымающийся внизу океан. Царство сирен, пиратов, кораблекрушений, ловцов жемчуга и самого жемчуга, осьминогов, коралловых рифов и даже погребенных городов вроде Атлантиды. Там был другой мир, Алфи знал, альтернатива картам «Мастеркард» и головной боли. Надо поскорее вернуться к маме с Уоллесом и показать им это, объяснить. Возможно, они тоже поймут, и все наладится.

– Где ты был? – сердито встретит мама приближающегося Алфи.

– Гулял по волнолому, – ответит он. – И видел русалку.

– Не видел ты никаких русалок, – оборвет Уоллес. – Исключено. Русалок не существует.

– Знаю, – скажет Алфи. – Знаю, так говорят, но верить всему услышанному нельзя. Ведь я видел русалку, только что, здесь, у волнолома.

– Какой волнолом? – спросит мама. – Далеко? Алфи, родной, помни, я уже не молода, не то что другие мамы. Помни и не убегай никуда. Просто невыносимо!

– Извини, мама. Только ты слышала? Я видел русалку. Это же большая радость! И вообще, ты молода и красива, как принцесса с волосами цвета воронова крыла.

– Алфи, родной, волосы у меня седые, – вздохнет мама, грустно-грустно.

Алфи, которому еще-далеко-не-одиннадцать лет, не сумеет придумать способ ее подбодрить и повернется к Уоллесу за поддержкой, однако тот лишь молча выпятит подбородок.

На самом деле все будет не так, понимал Алфи, потому что они разозлятся на него гораздо сильнее. Мама не любила терять Алфи из виду даже днем, а сейчас уже почти стемнело.

Он сидя потянулся, выгнул спину и зевнул, испытывая наслаждение от шершавого бетона под пальцами и от потенциальной силы в руках, – они просто ждали, как растянутая эластичная лента. Сейчас Алфи мог бы совершить что угодно. Если бы в гавань вошел пиратский корабль, Алфи порубил бы на куски весь экипаж в суматошной схватке на шпагах – один Алфи против толпы. Он захватил бы сокровища и отдал их на благотворительность, лишь немного оставил бы для себя, мамы и Уоллеса, чтобы иметь возможность почаще ездить на отдых. Тут, среди свежего ветра и водяных брызг, Алфи понял, до чего же ему нравится на отдыхе. Причем именно вот так, в одиночестве, а рядом море, словно волшебная дверь или порог; переступишь его и очутишься в другом мире, где опасности понятные и четкие – ужасные создания, разные волшебные чудища или армии зла, которым можно дать отпор при помощи оружия, крика и героической решимости. К жизни в том мире Алфи приспособился бы гораздо лучше, чем к жизни в этом.

С последним шепотом сожаления о мисс Леннокс Алфи оттолкнулся своими эластичными руками и полетел, словно чайка – словно воздушный змей, словно пущенный кем-то камень, – полетел со стены в волны.

* * *

Питер вбежал в море в попытке изобразить joie de vivre, радость жизни. Они с Агнес медленно шли вдоль берега к белым утесам, туда, где находился ее мини-отель, шли и разговаривали, однако с некоторых пор смотреть на Агнес почему-то было трудно. Возможно, поцелуй в щеку оказался отправным моментом, после которого легкая роскошная атмосфера, окружавшая Питера с Агнес целых полдня, стала жестче, холоднее и как-то требовательней. Хотя, возможно, причина крылась в море. Питер всегда остро чувствовал перемены в настроении и характере моря.