Дела человеческие - Карин Тюиль

Клер жила с отцом в США, в Кембридже, до тех пор, пока он не умер от скоротечной формы рака: ей было тогда тринадцать лет. Она переехала к матери во Францию, в маленькую горную деревушку неподалеку от Гренобля, где та поселилась. Мари сотрудничала с несколькими издательствами, была занята неполный день и, надеясь «наверстать потерянное время и исправить свою ошибку», с пугающим рвением взялась за воспитание дочери. Она выучила с ней несколько иностранных языков, занималась литературой и философией, и, вероятно, если бы не она, Клер не стала бы известнной эссеисткой, автором шести книг, третья из которых, «Власть женщин», написанная ею в тридцать четыре года, была щедро обласкана критиками. После обучения в Высшей нормальной школе Клер получила работу на философском факультете Колумбийского университета в Нью-Йорке. Там она нашла старых друзей отца, и те помогли ей попасть на стажировку в Белый дом. Тогда, живя в Вашингтоне, на одном званом ужине у общих друзей она и встретила того, кому суждено было стать ее мужем, – знаменитого французского политического журналиста Жана Фареля. Звезда общенационального канала, он был на двадцать семь лет старше ее, только что развелся и находился в зените славы. Помимо большой политической телепрограммы, которую он вел и продюсировал, он брал интервью на радио с 8: 00 до 8: 20, каждое утро собирая шесть миллионов слушателей. Несколько месяцев спустя Клер распростилась с карьерой в американской администрации, вернулась во Францию и вышла за него замуж. Такой амбициозной девушке, как она в те годы, Фарель с его безжалостным остроумием казался неотразимо обаятельным, а политики, его гости в студии, говорили о нем: «Когда у тебя берет интервью Фарель, ты чувствуешь себя птенцом, угодившим в когти к хищнику». Он открыл ей доступ в такую социальную и интеллектуальную среду, куда она, молодая девушка, не имевшая влиятельных друзей, никогда не попала бы. Он был ее мужем, ее наставником, ее самой надежной опорой; это властное покровительство, отягощенное разницей в возрасте, долгое время держало ее в подчинении, но теперь, когда ей исполнилось сорок три года, она твердо решила выстроить жизнь по собственным правилам. Двадцать лет они ухитрялись поддерживать интеллектуальное согласие и дружеское уважение, свойственное пожилым парам, которым удается свести свои интересы к интересам замкнутого семейного круга, отгороженного прочной стеной от всевозможных потрясений, и уверяли всех, что их связывает самая преданная дружба – цивилизованный способ скрывать, что между ними нет сексуальных отношений. Они часами говорили о философии и политике друг с другом или во время ужинов, которые часто устраивали в своей просторной квартире на авеню Жоржа Манделя, но прочнее всего их связывал Александр, их сын. После учебы в Политехнической школе он поступил в Стэнфордский университет в Калифорнии, куда уехал в сентябре, к началу занятий; в октябре 2015 года, когда его с ними уже не было, Клер неожиданно бросила мужа: «Я встретила одного человека…»

Клер, как и другие, подчинилась сексуальному влечению и его разрушительной силе, сексу и его дикому, властному, неукротимому зову: почти не раздумывая, в неудержимом порыве она смела все, что так терпеливо создавала – семью, душевное равновесие, устойчивость и стабильность, – ради своего ровесника, преподавателя французского языка в еврейской школе 93-го департамента, Адама Визмана, три года назад поселившегося с женой и двумя дочками, тринадцатилетней Ноа и восемнадцатилетней Милой, в Павийон-су-Буа, тихой коммуне этого самого департамента Сена-Сен-Дени. Он пригласил Клер на встречу с учениками его выпускного класса, и после беседы, состоявшейся в одной из аудиторий лицея, они отправились посидеть в маленьком кафе в центре городка. Их разговор ограничивался дружелюбным, несколько натянутым обменом любезностями, который, как им казалось, надежно скрывал их желание, а на самом деле выставлял его напоказ; оба чинно сидели на своих местах, соблюдая приличия, хотя с первой же минуты, едва устроившись за столиком в безлюдном бистро, уже знали: они еще увидятся, займутся сексом и попадут в западню. Когда он вез ее домой на своем стареньком, светло-зеленом «фольксвагене-гольф» – вызванное такси так и не приехало, – то сказал, что хотел бы встретиться с ней снова; так за несколько месяцев романа на расстоянии (им удавалось видеться всего один-два раза в месяц, и эмоции достигали такого накала на этих свиданиях, что с каждым следующим все больше укреплялась их безумная уверенность в том, что они «нашли друг друга») сдержанная интеллектуалка, читавшая в Высшей нормальной школе лекции по философии на разные темы, к примеру «Онтологические основания политического индивидуализма» или «Обезличенные эмоции воображаемого», превратилась в пылко влюбленную женщину, чьим главным занятием стало сочинять эротические послания, снова и снова погружаться в любовные мечтания и искать подсказки для ответа на единственно важный экзистенциальный вопрос: «Можно ли кардинально изменить свою жизнь после сорока лет? » Она уговаривала себя: «Занимайся делом, а про личную жизнь забудь. В двадцать лет страсть – это нормально, но не когда тебе перевалило за сорок! У тебя сыну двадцать один год, работа, где ты все время на виду, вполне приемлемая жизнь. Насыщенная жизнь. Ты замужем за человеком, который ни в чем не ограничивает твою свободу, с которым ты заключила негласное соглашение, как Жан-Поль Сартр с Симоной де Бовуар: «любовь необходимая и любовь случайная», иначе говоря, их нерасторжимый союз не исключал сексуальных приключений, которые обогащают знания о мире, – но этой свободой ты, между прочим, до сих пор ни разу не воспользовалась, и не потому, что хранила верность мужу, нет, ты никогда не придерживалась суровых моральных принципов, а скорее из природной склонности к покою. Ты построила свою жизнь, руководствуясь безупречным чувством порядка и благоразумного компромисса. Тебе было труднее, чем мужчинам, добиваться своего места в жизни, но ты наконец его отвоевала и понимаешь, что ты это заслужила; ты раз и навсегда решила принимать себя такой, какая есть, и не примерять на себя роль жертвы. Твой муж часто отсутствует, а когда он с тобой, ты то и дело замечаешь, как вокруг него вертятся все более и более молодые женщины, но ты знаешь, что привязан он к тебе, только к тебе. Она, женщина, которая в каждом публичном выступлении заявляла о своей независимости, в частной жизни подчинялась общепринятым заповедям здравого смысла: «Довольствуйся тем, что имеешь. Не впадай в пагубную зависимость, не поддавайся сексуальному влечению, любовным грезам, всему тому, что в итоге замутняет разум и лишает сил. Что ведет тебя к гибели. Откажись от этого». Она долго не решалась начать процедуру развода, подавленная чувством вины оттого, что бросает мужчину на склоне лет, с которым ее прочно сковывали общие привычки и порожденное ими ощущение надежности, к тому же крепко опутанная незримыми нитями – страхом перед неизвестностью, собственными моральными принципами, изрядной долей конформизма. Они с мужем были одной из самых могущественных, уважаемых в медийном сообществе супружеских пар, но не составляло ни малейшего труда понять, каково соотношение сил в их союзе и кто в нем доминирует. В случае развода друзья и коллеги по цеху в конце концов станут на сторону Жана, человека более влиятельного. Она останется в одиночестве, ее будут сторониться, ее книги будут рецензировать все реже и хвалить все меньше, Жан приложит к этому руку, хоть и не напрямую, ему не придется даже утруждать себя телефонным звонком – система сработает сама собой. Она-то знала, как заманчиво использовать медийную власть, как просто, наслушавшись лести, возомнить себя всемогущим, и как трудно – даже отнюдь не слабым людям – этому не поддаться. Точно так все и произошло. Да, однако пятью годами раньше Клер столкнулась с серьезной болезнью: у нее нашли рак груди. А когда она узнала, что излечилась, то решила жить в полную силу, какую дает лишь острое сознание конечности своего бытия. Испытание ее изменило – предсказуемо, ожидаемо, по-настоящему. Отказ от всего сразу? Не совсем так.