Неподходящее занятие для женщины - Филлис Дороти Джеймс

Яства были внесены в столовую слугой-итальянцем и его супругой, которые расставили горячие блюда на маленьком столике. Еды оказалось много, а ее запах источал такой аромат, что Корделия поняла, до чего сильно проголодалась. На одном блюде сверкал белоснежный рис, рядом в густом грибном соусе тонули лакомые кусочки телятины и высилась салатница со шпинатом. На отдельном столике для холодных закусок гурманов поджидала ветчина, говяжий филей и всевозможные салаты и фрукты. Каждый брал что угодно и в любых количествах. Молодые ученые не стеснялись накладывать тарелки с горкой, и Корделия последовала их примеру.

Она не следила за разговором, но мысленно отметила, что темой была наука и что Ланн, говоривший меньше остальных, вел себя наравне со всеми. В тесном смокинге он выглядел наиболее нелепо, однако, как ни странно, чувствовал себя свободнее остальных, заставляя предположить, что он в этой комнате занимает второе по значению место. Корделия задумалась, почему так происходит, но так ни до чего и не додумалась. Ланн ел медленно, поддерживая скрупулезный порядок на своей тарелке и время от времени скупо улыбался своим мыслям.

На другом конце стола сэр Рональд беседовал с американцем и чистил при этом яблоко. Узкая зеленая кожура вилась сквозь его длинные пальцы и кольцами опускалась в тарелку. Корделия взглянула на мисс Лиминг. Та сидела, устремив на сэра Рональда до того пристальный и полный немого вопроса взгляд, что Корделии сделалось не по себе: она подумала, что сидящие за столом обязательно обратят внимание на это надменное бледное лицо. Мисс Лиминг, как будто почувствовав, что на нее смотрят, спохватилась и обернулась к Корделии:

– Когда мы ехали сюда, вы читали Харди. Он вам нравится?

– Очень. Но еще больше мне нравится Джейн Остен.

– Тогда вам надо найти возможность сходить в музей Фицуильяма в Кембридже. Там хранится письмо Джейн Остен. Думаю, вам это будет интересно.

Она говорила со старательной, искусственной легкостью хозяйки, пытающейся заинтересовать беседой трудного гостя. Корделия, сидя с набитым телятиной и грибами ртом, забеспокоилась, что остаток ужина может превратиться для нее в сущую пытку. К счастью, американский профессор услышал слово «Фицуильям» и осведомился через стол о коллекции майолики, к которой, видимо, был неравнодушен. Завязался общий разговор.

Мисс Лиминг сама отвезла Корделию на станцию – на этот раз не в Кембридж, а в Одли Энд, причем объяснений не последовало. О деле не было сказано ни слова. Корделия едва держалась на ногах от усталости, еды и вина, поэтому отдала себя в чужие руки и позволила поместить в поезд, не задав больше ни единого вопроса. Все равно ей не удалось бы узнать больше того, что она уже знала. Когда поезд тронулся, ее усталые пальцы вскрыли твердый белый конверт, переданный ей мисс Лиминг, и извлекли из него лист бумаги. Аккуратно отпечатанная информация не содержала никаких откровений. Еще в конверте лежала фотография. С нее смотрел улыбающийся юноша с полуповернутой в сторону объектива головой, прикрыв ладонью глаза от солнца. На нем были джинсы и куртка, он полулежал на траве, обложенный книгами. Наверное, он занимался под деревом, когда мисс Лиминг появилась в окне с фотоаппаратом и попросила его улыбнуться. Фотография не сказала Корделии ровно ничего, кроме того, что хотя бы одно мгновение он сумел побыть счастливым. Она вложила фотографию обратно в конверт, накрыла конверт рукой и уснула.

Глава 2

На следующее утро Корделия вышла из дома на Кремон-роуд, когда еще не было семи. Несмотря на усталость, она подготовилась к отъезду накануне вечером, прежде чем лечь. Это не заняло много времени. Вспомнив наставления Берни, она тщательно проверила набор инструментов для обследования места преступления, хотя в этом не было никакой необходимости, так как к нему никто ни разу не притронулся с тех самых пор, как Берни собрал его в ознаменование их свежеиспеченного партнерства. Она приготовила фотоаппарат «Полароид» и набор дорожных карт, вытряхнула и туго свернула спальный мешок, набила сумку консервированными супами и бобами из запасов Берни, после недолгих размышлений вооружилась книгой профессора Симпсона по судебной медицине и портативным радиоприемником, а также аптечкой. В довершение сборов она нашла чистую тетрадь, озаглавила ее «Дело Марка Келлендера» и разграфила несколько страничек в конце, намереваясь вписывать туда расходы. Предварительный этап всегда приносит наибольшее удовлетворение, ибо еще нет места скуке и отвращению, прозрению и ожиданию провала. На стадии планирования Берни ничего не упускал из виду и всегда добивался успеха; реальность же неизменно сулила ему разочарование.

Наконец настал черед одежды. Если и впредь будет так же тепло, ее многоцелевой костюм, приобретенный после длительной экономии и напряженных размышлений как форма, соответствующая любой жизненной ситуации, может оказаться слишком теплым, однако кто знает, вдруг ей придется беседовать с первым лицом колледжа, и тогда костюм, символизирующий высокий профессионализм, окажется как нельзя кстати. Она решила ехать в юбке и легком джемпере с короткими рукавами, а джинсы и более теплые джемперы взять с собой. Она любила одежду, любила планировать ее приобретение, и хотя бедность не слишком благоприятствовала этому пристрастию, ему вполне соответствовала вечная необходимость упаковывать весь гардероб в один чемодан средних размеров и быть готовой к очередному бегству.

Щупальца северного Лондона остались извиваться позади, и Корделия почувствовала удовольствие от езды. «Остин-мини» с воодушевлением летел вперед, так что можно было заподозрить, что раньше он скрывал свои способности. Она наслаждалась ровным ландшафтом восточной Англии, шириной улиц в оставляемых позади городках, полями, без всяких изгородей, омывающими обочину, необъятностью горизонта и высоким куполом неба. Местность благотворно действовала на ее настроение. Она уже скорбела о Берни и будет скорбеть о нем потом, ибо ей станет скоро не хватать его дружбы и нетребовательной привязанности, но сейчас она ехала на свое первое дело и предвкушала возможность вести его самостоятельно. Кажется, она с ним справится. Дело не вызывало у нее ни чрезмерного воодушевления, ни отвращения. Проезжая по залитой солнцем равнине с багажником, заполненным всем, что ей может понадобиться, она испытывала эйфорию радужных ожиданий.

Въехав в деревню Даксфорд, она не сразу отыскала усадьбу «Саммертриз». Майор Маркленд, видимо, полагал, что является достаточно известной персоной, чтобы не упоминать в адресе названия улицы. Однако уже второй по счету местный обитатель, остановленный Корделией на улице, смог указать ей дорогу, причем с мельчайшими подробностями, будто опасаясь, что краткость может быть принята за недостаток вежливости. Корделии пришлось развернуться и вернуться мили на две, так как выяснилось, что «Саммертриз» она уже проехала.