Имитатор. Книга пятая. Наследники - Олег Рой

– Вот, сахар. И… – сундучок оказался двухъярусным, донце выдвигалось, там, в фарфоровом «корытце», лежали крошечные ложечки. – Сливки достать?

– Нет-нет, спасибо, – остановила ее Арина. – Вы хорошо Нину Игоревну знали?

Лара замотала головой:

– Н-нет… Это м-мама с ней д-дружи-ила! – она всхлипнула.

– С ней можно поговорить? – спросила Арина и осеклась. Квартира большая, не одна же Лара тут живет. С момента обнаружения тела Нины Игоревны прошло чуть не полсуток. Однако ж мама, которая с соседкой «дружила», до сих пор не появилась… Она хотела спросить, не в отъезде ли мать Лары, как ей позвонить – но не успела. Девушка замотала головой, слезинки разлетелись во все стороны сверкающими брызгами – в окно за ее спиной лилось щедрое предзакатное солнце.

– Н-нельзя… н-нельзя с н-ней… п-поговорить! Она… они…

Арина схватила с полочки какую-то чашку, налила воды – прямо из-под крана. В столь благоустроенной кухне наверняка имелся кулер или что-то в этом роде, но где его искать? сплошные дверцы вокруг, сойдет и из-под крана.

Лара вцепилась в чашку так, что костяшки пальцев побелели. Застучала зубами о край, глотала жадно, вода текла по подбородку. Наконец она выговорила:

– Они разб-бились… н-насмерть… н-недавно.

– Лара, мне очень жаль….

– Перед моим днем рождения… Мне шестого мая двадцать лет исполнилось! Мы собирались… А они…

– Может быть, мы позже поговорим? Я очень вам сочувствую, но…

Лара сунула чашку на стол, сглотнула, подышала, повела плечами, словно расправляя их:

– Ничего, спрашивайте, я понимаю. Только я не знаю ничего, это мама с ней дружила, а я… Я только после… ну – после этого к тете Нине заходить начала. Она тоже переживала очень, они же с мамой были не разлей вода. Но я же не знала, что она… что она собирается…

– Да-да, я поняла, – перебила Арина, боясь, что девушка опять расплачется, но та прикусила губу, справилась. – Понятно, что Нина Игоревна тяжело переживала потерю близкой подруги. Но… быть может, еще что-то было? – Арине не верилось, что потеря друга, даже самого близкого, может толкнуть на самоубийство. Да хоть бы и любви всей жизни – если Нина Игоревна, к примеру, была и впрямь влюблена в Лариного отца. Двадцать-тридцать лет безнадежной любви приучают к терпению. Потеря ближайшей подруги? Будь Шульге двадцать лет – возможно. В юности отчаяние застилает весь мир, а то и вовсе рушит его вдребезги. Но в почти шестьдесят? При устроенной жизни и любимой, судя по книгам и домашней «мастерской», работе? Ей было чем отвлечься от своего горя. Должно быть что-то еще. – Здоровье ухудшилось, на работе неприятности?

– Ее на пенсию собирались уйти, а она не хотела.

– Это она вам рассказывала?

– Ну… да.

– Давно?

– На той неделе. В четверг или в пятницу… да, в пятницу, я после зачета к ней заглянула, мы чай пили.

– Это был последний раз, когда вы с ней виделись?

– После… – девушка запнулась, сглотнула. – Вы так страшно это спросили – последний раз. Последний… Она говорила, что умрет без работы. Но я же не знала, что она это взаправду!

Слезы опять хлынули градом. Да что ж это такое! Арина нашарила в кармане платок – вроде чистый – сунула девушке. Та похлюпала еще носом, попила воды, высморкалась – сильно, на платке даже кровь появилась: Лару это почему-то испугало:

– Ой, простите! Я постираю!

– Да ничего, что вы, – Арина убрала мокрый измятый платок с глаз подальше, только подумала мельком – зря убрала, может, еще понадобится, не искать же по всем шкафчикам салфетки. Хотя… вон над раковиной рулон бумажных полотенец в блестящем кожухе-держателе.

– Вы думаете, я истеричка?

– Ну что вы! Вам сейчас трудно.

– Знаете, как страшно, когда ты вдруг одна? И спросить некого! Но я смогу, я правда смогу!

– Конечно, вы сможете.

– А вы спрашивайте, что нужно.

– Родственники у Нины Игоревны есть?

Лара пожала плечами.

– Сестра вроде бы. Но далеко где-то. В Красноярске, кажется. Или в Краснодаре? Может, и не родная, а двоюродная или троюродная. Или не сестра, а тетка… или наоборот, племянница… А может, я перепутала, может, и нет у нее никого. Мама говорила, а я не прислушивалась… – она опять шмыгнула носом.

Арина покосилась на рулон над раковиной. Но девушка не заплакала. Вот и молодец.

– Еще друзья, знакомые были? Мне нужно поговорить с теми, кто ее хорошо знал. Может, навещал ее кто-то? С работы, быть может? Из театра. Вы не видели?

– Я не знаю. Из театра? Ну… парень этот заходил недавно.

– В каком смысле – этот? Вы его знаете?

– Да этот, по телевизору которого показывали. Скандал там какой-то с его отцом, что ли.

Вот так так! А еще говорят, что совпадений не бывает, подумала Арина. Впрочем, совпадение – это самоубийство театральной костюмерши во время театрального же скандала. А то, что Марат к ней заходил – в этом как раз ничего необыкновенного нет. Зато теперь появился лишний повод и с Маратом, и с прочей театральной публикой побеседовать. Про могилу-то ограбленную как спрашивать? Это, случайно, не вы гроб выкопали? Или, может, вы? А где вы изволили быть… кстати, когда? Не факт, что могилу раскапывали накануне эксгумации, даже скорее всего нет. И на какие дни – точнее, ночи – потенциальным гробокопателям требуется алиби? А в расспросах о костюмерше что-то, может, и проявится.

– Марат Гусев? – подсказала она.

– Да, точно, я забыла, – равнодушно кивнула Лара и вдруг спросила: – Ее разрежут, да?

– В случае насильственной смерти вскрытие обязательно.

– К-как – насильственной? – девушка как будто испугалась. – Разве она… не сама?

– Сама – это от инфаркта или там от старости. Да и то по-разному бывает. А Нине Игоревне лет-то было немного. Может, она болела тяжело?

– Вроде нет. Я… не знаю просто.

Кто бы сомневался. Арина и не ожидала, что девушка расскажет что-то про соседкино здоровье, поэтому просто закончила объяснение:

– Самоубийство же – смерть, безусловно, насильственная. И необходимо все проверить. Так полагается. В уголовном кодексе даже статья есть о доведении до самоубийства, – Арина не стала добавлять, что привлекают по этой статье крайне редко, ибо доказать состав почти невозможно.