Здесь все взрослые - Эмма Страуб

Сначала они осмотрели мебель – все-таки она стоит дороже, и что-то ценное (старинный комод, древнее зеркало, абажур из матового стекла) уйдет быстро. Потом внимание на вещи, предметы одежды и искусства, в такой последовательности. Поразительно, сколько люди готовы заплатить за деревянную резную утку ручной работы. Родители разделились, один наверху, другой внизу, глаз наметан. Август поднялся за отцом и забрел в одну из спален.

В лагере Август рассказал друзьям, как ведется охота за старьем, и те единодушно заявили: полный пипец. Они говорили об этом по вечерам, когда отправлялись в походы, сидели у костра и кайфовали.

– То есть люди реально откинули копыта, да? – спросила Эмили, его лучшая подруга.

– Еще как откинули. Ну насколько я знаю. Иначе это была бы обычная распродажа, и продавцы сидели бы тут же с сумкой на поясе и набивали цену.

– А их жены, мужья, дети разве не могут все распродать? Как-то грустно, двери нараспашку – берите, кому не лень. – Куинн покачала головой.

– Ну вроде все так и есть. А у кого-то нет ни мужа, ни жены, ни детей. Или они живут хрен знает где.

Эти слова всех повергли в состояние легкого паралича.

– Вот блин, – высказалась наконец Эмили.

– И что, они находят клевые штучки? – уточнила Куинн.

– Иногда. Какие-нибудь диковинные куклы с одним глазом. Мама такие любит.

Эмили стукнула его и зарылась головой в его живот.

– Господи, мне из-за тебя кошмары будут сниться!

Спальня, куда занесло Августа, была почти пуста, бледно-розовые обои в цветочек совсем выцвели. На маленькой кровати громоздилась горка из потрепанных лоскутных одеял – маму обязательно заинтересует. На полочке у окна устроился большой самодельный кукольный домик, и Август опустился на колени, чтобы получше его рассмотреть. Это мама тоже возьмет – там в миниатюрной туалетной комнате был миниатюрный рулон туалетной бумаги. Она обожала такие штучки – дело рук чьей-то бабушки. Маленькие обитатели домика исчезли, но это не страшно. Заполнить его жильцами – не проблема. Он толкнул пальцем распашные дверки, они качнулись взад и вперед. Рывком Август поднялся на ноги.

В принципе, есть интернаты, да только там еще хуже. Август про них читал: наркотики, несварение желудка, убийства. Еще есть домашнее обучение, однако родители не в ладах с математикой. А в школе будет лучше, да? Буйный переходный возраст – это как? Конечно, в Гудзоновой долине есть местечки позамысловатее, есть частные школы – но чтобы за них платить, его родителям надо продавать по тысяче кукольных домиков в день. Одна девочка, чей блог ему нравился, каким-то образом уговорила родителей купить дом на колесах и весь учебный год каталась по Мексике. В комнату заглянула мама и завизжала от радости. Цель любой поездки родителей – отыскать какую-то диковинку и прибрать к рукам. Август отодвинул запыленную занавеску и посмотрел в окно. В лагере он был самим собой, и его любили именно за это. В школе он вынужден рядиться в чужие одежды.

Мама занялась одеялами, стала раскладывать их по цвету и рисунку, потом принялась проверять, есть ли пятна. Она с головой ушла в работу, разглаживая жесткие хлопковые квадраты, явно просчитывая, сколько готова заплатить и за сколько выставит их в магазине, когда довезет домой. Август повернулся к шкафу – он был открыт, будто жившая здесь девочка как раз одевалась, и пришельцы ее спугнули.

На вешалках полупустого шкафа висело с дюжину нарядов, под рукой Августа они заколыхались. Он провел по ткани пальцами, пощупал ее. Сразу видно, хорош ли товар, стоит ли он хороших денег, и это не всегда зависит от этикетки. Он пощупал белое платье на петельках и качнул юбку, чтобы лучше разглядеть весь наряд.

– Любо-дорого смотреть, – сказала мама, глядя ему через плечо. – Последние дни лета? Все легко уйдет. Даже после распродажи на День труда.

Она распрямила спину и прижала к груди стопку одеял.

– Я думал, ты про меня, – сказал Август и моргнул.

– Про тебя – всегда! – И мама послала ему воздушный поцелуй.

Август больше походил на маму, чем на отца, от чего получал удовольствие. Он зеркально вернул воздушный поцелуй, мама улыбнулась в ответ, а потом заметила кукольный домик – и вся затрепетала, как он и ожидал.

Глава 8

Забавная история

У Портер был ключ от Большого дома, хотя ей пришлось несколько раз обшарить карманы, чтобы убедиться – ключ при ней. Вообще, беременность как-то ввергала ее в состояние амнезии, и она часто не могла вспомнить, почистила ли уже зубы, вымыла ли голову, и на всякий случай повторяла какие-то процедуры два или три раза, или вдруг понимала к полудню, что чего-то так и не сделала.

Портер сбросила у двери туфли и вошла в дом.

– Мама? Сесилия? Кто дома?

Портер знала: некоторые ее друзья детства, уехавшие из города, словно совершали путешествие во времени и возвращались в юные годы, когда оказывались с родителями в стенах, где прошло их детство, приклеенные к обоям фотографии кинодивы Мэрлин Монро и поп-певца Джозефа Макинтайра так и норовили впрыгнуть в их сегодняшний разговор. Как просто: приехал домой и ты снова ребенок – ведь остальные триста шестьдесят дней в году надо жить как взрослый! Если же бываешь в доме твоего детства регулярно, отделить прошлое от настоящего сложнее, ностальгия работает только на расстоянии.

Портер обрадовалась Сесилии, второму по значимости достижению ее брата, а первое – в старших классах он научил ее крутить косячки, хоть и был младше нее. Это за ним водилось всегда – сверхъестественная уверенность в своих возможностях. Наверное, он в темноте отрабатывал сей навык часами, правда, Портер того не видела. Ей хотелось рассказать брату про свою беременность, из всей семьи именно он воспримет эту новость с подлинным энтузиазмом. Впрочем, хоть Портер и живо помнила день, когда родилась Сесилия, тогдашние ощущения брата превратились в какой-то далекий континент, во всяком случае, очень далекий от ее растущего живота – вряд ли им удастся говорить на одном языке. Ники тогда было двадцать три, сам еще ребенок. И его ощущения не сравнить с ее нынешними. То же и с Эллиотом – рядом жена, есть план и все разложено по полочкам, к двадцать пятой неделе у двери стояла сумка с вещами для больницы. Лучше она подержит тайну там же, где и будущий младенец – в себе.