Загадки Красного сфинкса - Татьяна Яшина

– На двух стульях сидят, – подтвердила миледи. Она на одну ночь появилась в шатре Монсеньера, удостоившего ее личной аудиенции, после которой был чрезвычайно чем-то доволен. – Ну, за короля и кардинала!

– Но ведь Бэкингем начал войну из-за королевы Анны, – тихо повторил я слышанное от племянницы Монсеньера.

– Бэкингем? Я тебя умоляю, – невесело усмехнулась миледи. – Он такой же, как все мужчины. Воспользуется женщиной и обманет.

– Выпьем за любовь! – поднял бокал Рошфор. – Бэкингем придает большое значение эффектам. Запретил своим солдатам рыть траншеи перед Сен-Мартеном – чтоб не показать, что они трусят.

– У нас восемнадцать редутов построено, одиннадцать башен. Потому что войну одним гонором не выиграть, – подхватила миледи. – И вообще он скорострел, ваш Бэкингем.

– И лестницы у него короткие, – оживился Рошфор. – Почему его разбили у Сен-Мартена и выгнали обратно в Англию? У него солдат было в два раза больше, чем у Туара, так штурмовые лестницы не достали и до середины стены. Он два месяца топтался у форта, неужели не смог высоту измерить? Их и расстреляли в упор наши со стен. Полсотни флагов бросил, четыре мортиры.

– Но он еще вернется?

– Может вернется, а может и нет, – зловеще произнесла миледи, уронив носком сапога пустую бутылку.

Стены Ла-Рошели были по-прежнему неприступны, и разбитый Бэкингем их прочности не убавил, ла-рошельские рыбаки каждый день выходили в море, исправно снабжая осажденный город рыбой. Стрелки у них были тоже хороши.

Я выпросил у Монсеньера разрешение на поездку верхом, в сторону бастиона Сен-Жерве, – мсье Арман был в прекрасном настроении и ждал короля, чтобы представить некий победный замысел. Накануне он с маршалами Марийяком, Шомбергом и Бассомпьером проехали вдоль всей крепости, с запада на восток, и всю ночь Монсеньер что-то чертил, обложившись картами.

– Хорошо, возьми Виньи с собой. И держись от стен подальше – на четверть лье, не меньше.

– Спасибо, Монсеньер!

С нами увязался и Рошфор, чему я был очень рад. Ноябрь, к счастью, стоял солнечный, без дождей, так что оказаться в седле и пустить Криспина рысью вдоль берега стало острым удовольствием. Вода с шипением накатывала на гладкий песок, подбиралась к копытам коня, пятная их белым соленым кружевом, солнечные пятна рябили на бескрайней спине Атлантики.

Скорее конь, чем я, захотел пуститься вскачь. Вон до той лодки – и обратно! Какое счастье – дышать полной грудью, в галопе, почти ложась на плотный поток встречного воздуха!

Крики сзади я расслышал слишком поздно.

Над моей головой раздался свист, что-то горячо и громко лопнуло, и я увидел, как надо мной медленно летят доски и комья земли, в странно тихом замершем мире.

Земля посыпалась мне на лицо, попала в открытый рот, я закашлялся и попытался встать. Тело не слушалось. Слева возникло лицо Виньи, он широко разевал рот, но почему-то молча. Рванув за руку, он поднял меня на ноги, мир качался. Краем глаза я увидел рвущие воздух лошадиные ноги – Криспин с красной кашей вместо живота бился и крутил головой, подметая гривой песок. Через миг его скрыл черный веер из земли и камней, а меня опять уронила волна воздуха.

Потом я увидел фиолетовый рукав, хватающий Виньи за ворот. По лицу того струйками стекала кровь, но он встал, и мы побежали к коню, которого Рошфор держал за поводья.

Вскочив в седло, Виньи сразу дал шпоры, предоставив Рошфору забросить меня ему за спину. Чалый присел, но выровнялся и широким плавным наметом понес нас из зоны обстрела, догоняя Идальго.

Слух вернулся ко мне сразу, вместе с болью в ушах. Из уха потекла струйка, я машинально вытер ее о плечо, совсем забыв о белом воротнике.

У шатра мы спешились, я хотел было отойти и умыться, но граф тычком отправил меня за порог. Огромный стол был застелен огромной же картой, уставленной маленькими корабликами и какими-то непонятными штуками наподобие колодезных журавлей, но рассмотреть получше я не успел – передо мной воздвигся Монсеньер.

Он коротко, без размаха, ударил меня в лицо. Губы лопнули, кровь потекла в рот и наружу, уже безнадежно губя воротник.

Он кривил рот, я подумал, что он на меня сейчас бросится, но хладнокровие вернулось на его лицо, он вскинул брови и спросил Рошфора:

– Все целы?

– Виньи разбил лицо, лошадь убило. У этого легкая контузия. Неплохая разведка получилась, монсеньер, Сен-Жерве пуст, стреляли с соседней башни.

– Умойся, мерзавец, – бросил мне Монсеньер, и я понял, что гроза миновала. Подойдя к тазу, я опустил в него руки, обратив внимание, как они дрожат. Я даже расплескал воду.

– Что с тобой? – обернулся Монсеньер. – Где мэтр Шико?

– Тут я, – медик, держа впереди себя свою сумку, вдвинулся внутрь. Он взял меня за виски и посмотрел в глаза. Потом посчитал пульс и спросил: – Голова не кружится? Не тошнит?

Услышав ответ «нет» на оба вопроса, он сделал успокаивающий знак рукой. – Ерунда. Волнение.

– Мы что, все пропустили? – в шатер зашли Ла Валетт и отец Жозеф. – Нидерланды согласны на отсрочку платежа за корабли.

– Да уж. Католическая держава арендует у голландских протестантов суда для перевозки армии, чтобы подавить восстание протестантов в Ла-Рошели!

– Стены Ла-Рошели по-прежнему неприступны, а море полно рыбы – тихо сказал Ла Валетт.

– И подкуп бесполезен, в Ла-Рошели нет ворот, открыв которые, можно было бы впустить сколько-нибудь значительный отряд – все ворота узкие и под перекрестным прицелом, в том числе и с моря.

Кардинал сверкнул глазами: – Я возьму Ла-Рошель!

Глава 20. Блокада

– Я возьму Ла-Рошель, – повторил Монсеньер.

– Как?

– Я замкну блокаду. Мы осадим их с моря. Замкнем осаду. Ширина гавани меньше половины лье – мы построим дамбу.

– Дамбу? – оживился Ла Валетт. – И рыбаки не смогут выходить в море!

– И англичане не смогут снабжать город ни провиантом, ни боеприпасами.

– Монсеньер, вы гений!

– Но как это возможно технически? Это невозможно!

– Александр Македонский построил дамбу, чтобы взять Тир и победить финикийцев, – ответил кардинал. – Если это было возможно две тысячи лет назад, то возможно и сейчас.