Эликсир для избранных - Майк Логинов

– Ну и о чем же говорили?

– Обо всем понемногу. В университет она собирается поступать…

– Да, про это я знаю…

– Еще парень у нее появился. Бойфренд.

– Бойфренд? Ну-ка, ну-ка… Что-то она про бойфренда мне ничего не рассказывала.

– Дядя Леша, только, чур, между нами! Не закладывайте меня! А то вроде получается, что я сплетничаю.

– Могила! Так что за парень-то?

– Зовут его Стив…

– Степа по-нашему… Он не из украинцев, случайно?

– Не могу знать, фамилия у него вроде бы английская – Лейн…

– Значит, Стивен Лейн. Звучит недурно. И что, там все прямо так серьезно?

– Ну, не так чтобы совсем-совсем серьезно… Но к родителям его она уже ездила знакомиться.

– Ого! Они что, вместе в колледже учились?

– Не-е-т… Я так понимаю, Стив этот постарше Ксюхи.

– Постарше – это как?

– Ну, лет на восемь.

– Хм… И кто же он? Ну, в смысле чем занимается?

– Он по финансовым делам. Рулит в каком-то инвестиционном фонде. Только слово какое-то другое… Это фонд, который финансирует всякие новые бизнесы, стартапы разные…

– Венчурный?

– Точно – венчурный! Ксюха мне даже название написала, но я забыл.

– Интересно. И во что же они вкладываются?

– Ну, это я не спрашивал.

– И давно они… это… со Стивом встречаются?

– Точно не знаю, но несколько месяцев…

– Понятно…

– Да вы не волнуйтесь, дядя Леша! Ксения – девушка правильная, она глупостей делать не будет.

– Ты меня успокоил. Но выйти замуж за инвестиционного банкира, может быть, – очень даже не глупость.

– А что это я вам притащил? – спросил Витька, пнув ногой стоявшую на полу картонную коробку.

– А тебе что, мама с бабушкой не сказали?

– Нет, они только командовали, – усмехнулся Виктор, – загнали меня на антресоли, на верхотуру, и давай руководить: там посмотри, сям посмотри. Я – им: что ищем? Они: коробку картонную. А там темень, пыль, да еще не разогнуться. Ползаешь на карачках, на останки каких-то дореволюционных велосипедов натыкаешься. Реально покалечиться можно. Жуть! Я оттуда вылез весь в паутине… Так ради чего страдал?

– Это, Виктор, бумаги твоего прапрадедушки – академика Заблудовского.

– Ух ты! А зачем они вам?

– Мне заказали статью о нем, – сообщил я.

– И много заплатят? – заинтересовался Витька.

– Боюсь, Витенька, ничего не заплатят, это – некоммерческий проект, имиджевый.

– А кто он был, прапрадед?

«Вот опять этот вопрос», – подумал я.

– Твой прапрадед, Витек, был видным советским ученым-физиологом.

– Физиологом? А это что такое?

«Вот сейчас он засыплет меня уточняющими вопросами, и я провалюсь», – с тревогой подумал я.

– Физиология – это часть биологии, – заявил я с важным видом.

Витька, услышав знакомое слово, заулыбался.

– Я в школе по биологии не успевал, – радостно сообщил он мне, – к тому же училка нам попалась контуженая, Евгения Ивановна…

– Это та, которой вы дымовую шашку в кабинет подбросили?

– Точно! А вы помните, дядя Леша?

– Еще бы! Такое не забывается. Скандал-то был какой! Если бы вас, балбесов, поймали, из школы бы точно выперли!

Мы поболтали еще пару минут, и Витька собрался уходить. Уже в дверях он спохватился и воскликнул:

– Тьфу! Вот балда! Чуть не забыл! Мама вам еще тут просила передать. Отдельно.

И Витя извлек из кармана небольшой сверток, обмотанный пленкой и заклеенный скотчем. Рассмотреть, что там внутри, было невозможно. Я взял сверток и взвесил его на руке. Он был совсем легким.

– Ну, я пошел, дядя Леша, – бодро заявил Витька, наматывая на шею шарф.

– Спасибо тебе, Витя, за помощь, – сказал я.

– Не за что! Напишете статью – дайте почитать.

– Непременно. Маме с бабушкой – привет!

– Обязательно.

Виктор ушел, а я постоял еще несколько секунд в прихожей, рассматривая загадочный сверток. Потом пошел на кухню, взял нож и осторожно рассек пленку. Внутри оказался еще один слой упаковки – из бумаги. «Узнаю сестру Катю, – подумал я, – всегда аккуратная, другая побросала бы все в пакетик, и баста! » Я вскрыл бумажную обертку, но не очень ловко, и на стол с громким стуком выпали три предмета – две небольшие прямоугольные деревяшки и маленький металлический кругляш с кольцом. Я повертел в руках сначала одну деревяшку, потом другую. Это были угловые штампы, такие в прежние времена ставили на документы. Они были очень старые, ручки отломаны, полировка на дереве совсем облезла, а печатающая поверхность покрылась толстым слоем засохших чернил фиолетового цвета. Я попытался разобрать надписи, но не смог. Различить удалось только отдельные буквы и символы «уп», «№», «оюз». Я встал и принес из ванной комнаты ватные диски, которые забыла после нашего последнего свидания моя подруга Алина. Достал из шкафа бутылку с ацетоном, смочил несколько дисков и начал осторожно, слой за слоем, снимать со штампов засохшие чернила и грязь. Затем сходил за чистым листом бумаги, положил его на стол и крепко прижал один из штампов. Отняв печать от листа, я увидел, что не все буквы пропечатались как следует, но в целом надпись читалась.

– Лечебно-санитарное управление Кремля, – прочитал я вслух. – Ничего себе! Откуда это?

Я взял сверток, из которого вывалились штампы, и заглянул внутрь. Там лежал маленький листок, вырванный из блокнота. На листке размашистым Катькиным почерком было написано: «Леша! Нашла это в ящике письменного стола в кабинете. Мама говорит, прадедовы. Может, тебе пригодится? » «Хорошие штампики у вас в столе хранятся, – подумал я. – Какое отношение прадед имел к Кремлю? » Отложив штамп Лечсанупра, я взялся за второй, и вскоре на бумаге появился новый оттиск: «Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ). Гистологическая лаборатория». Третий предмет, металлический кругляш, оказался именной печатью прадеда, по кругу шла надпись «Профессор П. А. Заблудовский».

Я перетащил из прихожей в кухню принесенную Витей коробку и открыл ее. Бумаг внутри было действительно не очень много. Сверху лежала старая, пожелтевшая от времени газета. «Правда» от 26 января 1935 года. На первой полосе портрет Куйбышева в траурной рамке. «Правительственное сообщение… 25 января 1935 года в своем рабочем кабинете от склероза сердца скоропостижно скончался Валериан Владимирович Куйбышев, первый заместитель председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР и Совета Труда и Обороны, председатель Комиссии Советского Контроля, член Политбюро Центрального Комитета ВКП (большевиков)… Перестало биться сердце верного ленинца… Страна склоняет свои знамена… Оборвалась боевая жизнь… Выдающийся государственный деятель…» Я осторожно развернул газету и внимательно просмотрел ее. В номере не было ничего, что касалось бы профессора Заблудовского и вообще науки. Почему эта «Правда» попала сюда? Я отложил газету и извлек из коробки темно-коричневую книгу в твердом переплете. Обложку украшал тисненый портрет прадеда. «Академик П. А. Заблудовский, – прочитал я. – „Проблемы сперматоксинов и лизатов“». Роскошь какая! Прямо академическое издание! Почему я раньше не видел эту книгу? «Не интересовался», – сказала бы мама. Я раскрыл том и посмотрел выходные данные. Подписано в печать 11 января 1938 года. Судя по всему, это был посмертный сборник трудов Павла Алексеевича. «Очень хорошо, что все статьи собраны в одном месте, – подумал я. – Это облегчает задачу, хотя все равно придется повозиться. Четыреста с лишним страниц сугубо научных текстов…» Я взвесил том в руке и отложил его в сторону. И снова полез в коробку. Там лежала еще одна книжка – потоньше, не такая капитальная, как первая. «„Материалы о гистолизатах проф. П. А. Заблудовского. История и теория вопроса. – прочитал я. – С предисловием заслуженного деятеля науки Д. Д. Плетнева“… Хм, уж не тот ли это Плетнев, которого потом репрессировали? Да, наверняка тот самый. Мама столько раз говорила, что прадед знал их всех лично, кремлевских врачей, которых потом ликвидировали…» Я стал вынимать из коробки пожелтевшие от времени газеты и научные журналы. «Юбилейный сборник, посвященный проф. П. А. Заблудовскому, 1929 год», «Архив биологических исследований, № 2, 1931», «Труды Государственного института ветеринарии, 1930», «Коневодство и конезаводство, № 95, январь 1931 года»… Господи, как же сквозь все это пробраться? С чего начать?