Украсть богача - Рахул Райна

– При сыне? – сказал он. – При моем единственном ребенке? – Голос его звучал совершенно иначе, столько чувства он вложил в слово «сын». Закрой я глаза, нипочем бы не догадался, кто он такой.

Он поднялся, поставил меня перед собой. Верзила-незнакомец уставился на меня. Отец сильно ущипнул меня. Я понял, что от меня требуется. Ложь далась легко. Я разревелся, сложил молитвенно руки и проговорил:

– Пожалуйста, не убивайте папу.

Отец подвинулся вперед, подтолкнул меня к незнакомцу. Я заливался слезами. Даже слюни пустил для пущего эффекта.

– Мой единственный сын. Кроме него, у меня никого не осталось, – продолжал отец, вцепившись в мое плечо.

И неожиданно с силой пихнул меня. Я упал на колени. Незнакомец таращился на меня в замешательстве. Наклонился, чтобы поднять. Тут-то папа ему и врезал.

Он ударил его кулаком раз, другой, по почкам, в живот. Выбил ногой у него из руки нож, и тот улетел в темноту. Зажал мужчине рот, чтобы тот не издал ни звука. Папа так увлекся дракой, что нечаянно треснул меня по голове, но я не обиделся. Я гордился им. Я сыграл свою роль. Я помог ему. Быть может, наши отношения изменятся, быть может, он меня зауважает, быть может, он наконе…

Папа обернулся ко мне с такой широкой улыбкой, какой я у него отродясь не помнил, и произнес с наслаждением:

– Правило первое. Если бьешь, бей так, чтобы противник уже не встал.

Он ударил мужчину еще раз. Он кайфовал от происходящего, пока мужчина все-таки не поднялся и не набросился на него.

Папа дрался отчаянно. Ему сломали ребро, подбили глаз (впрочем, он был уверен, что найдется та, чьи поцелуи облегчат боль), однако же не убили.

Что сталось с той женщиной? Меня всегда это интересовало. Папа легко отделался, но каково пришлось ей? Ее избили? Или что похуже? Она связалась не с тем человеком, лжецом, вором, изменником, а потом еще, наверное, и пострадала физически.

Избиением дело не закончилось: папе продолжали угрожать, и он решил перенести наш лоток туда, где соседи добрее, в новую округу, к перспективам, о которых в нашей семье не могли и мечтать: я имею в виду Бангла-Сахиб-роуд, в двух милях от старого места. Две мили! Такая даль! Было ясно, что настал черед молодому поколению браться за дело. С этого дня лоток вез я. Крутил педали велосипеда. Вот же боздайк [88 - Ублюдок, дословно – выходящий из утробы (хинди). ].

Жизнь моя изменилась с самого первого дня, как мы переехали (хотя, конечно, ноги утром и вечером просто отваливались). Во-первых, мы были в Нью-Дели, энергичном Нью-Дели, том самом Нью-Дели, который считался центром величайшей демократии в мире. Это вам не закоснелый старый Дели с его заклинателями змей и прочей чепухой – здесь были только лихачи-водители (того и гляди задавят! ), демонстративно-продажные полицейские и удушливый загрязненный воздух.

Теперь нас окружали люди двадцать первого века. Никаких тебе взглядов исподтишка, как в старом Дели, никаких тебе заговоров, отравлений мышьяком, ударов в спину кинжалом, украшенным драгоценными камнями. Мы очутились в современном мире.

Вместе к Кашмирским воротам мы уже не вернулись. Наверное, поэтому я заезжал туда в одиночку, уже добившись успеха – показать, что я смог и не боюсь, как боялся он. Глупость, конечно, друзья мои. Будьте умнее меня: знайте, что только страх поможет вам избежать смерти и не допустит, чтобы вам отрезали пальцы.

Тот современный мир в конце концов стоил мне мизинца. И принес мне в десять раз меньше денег, чем у самых-самых богатых. Где-то здесь явно таится урок.

Воздух в Нью-Дели отдавал бензином, керосином, метаном, выхлопами автомобилей, автобусов, иномарок, отполированных до блеска. К этому примешивались запахи старого Дели – угольных жаровен, зловонной воды, недиагностированных психических расстройств, – однако вся эта вонь скрывалась под слоем строительной пыли, свежего асфальта и гербицидов, которыми поливали газоны в городских парках.

Мы примостили лоток на обочине рядом с торговцами чатом [89 - Чат – традиционная индийская уличная еда – вариации на тему жареного теста с картофелем и прочими добавками. ] и самосой [90 - Самоса – жареное или печеное тесто с овощной начинкой. ], рядом с общественными туалетами. Видите? Место, где можно поесть, попить и облегчиться, созданное словно самой природой, без нелепых заявок на планировку и комиссий по зонированию. Наш лоток ютился между низкорослым деревом и скамьей. За нами была стена какого-то министерства планирования или госучреждения, из которого на улицу валили валом сотрудники, халявщики, владельцы малых бизнесов, только что давшие взятку во имя лучшей жизни, – и все они оказывались возле нас.

Но больше всего мне запомнился шум. Шум, всюду шум. Машины гудят, дети визжат, мотоциклисты в шлемах проносятся с ревом, шоферы харкают, бизнесмены орут друг на друга – то ли с радостью, то ли со злостью, – обсуждают условия сделок, одетые кое-как матери ведут дочерей в школу, смеются над глазеющими на них мальчишками; тут же разнообразный белый люд, туристы с рюкзаками, дипломаты, пресмыкающиеся садху [91 - Садху – религиозный аскет, отрекшийся от мирской жизни. ], сикхи с прямыми спинами – и монахини.

Я познакомился с ней через месяц после нашего переезда.

Взгляд у нее был добрый, как у матери или сестры – по крайней мере, мне так казалось. Он оглушал, точно зной за порогом лавки с кондиционером. Она практически идеально говорила на хинди, однако легкий акцент выдавал чужестранку.

Позже она рассказала, что в двадцать лет сбежала из Франции с парнем. Скользким сомнительным типом, влюбленным в звук собственного голоса, как все французы, по ее словам. Он бросил ее, начал возить наркотики из Кашмира немытым хиппи в Гоа, и, несомненно, приставать к невинным целомудренным индианкам. Она же осталась в Дели, растерянная, несчастная, устроилась сначала учительницей английского, пришла к вере, а потом стала работать в школе при католическом монастыре Святого Сердца.

Одни сестры – смуглые души под белой кожей – решили навсегда остаться в Индии (в Европе они просто-напросто не знали бы, чем себя занять), другие же через несколько лет собирались вернуться на Запад, а пока рассчитывали посмотреть страну – исключая, разумеется, те районы, где нет питьевой воды и до ближайшего кинотеатра нужно ехать сто миль.

Они показывали ученикам истинный путь к Христу – каждое утро месса, пение гимнов под орган, пострадавший от гнили и ржавчины, чтение Библии отрывистыми голосами, но не слишком часто, чтобы родители не жаловались, дескать, их детей пытаются обратить в католичество.