Украсть богача - Рахул Райна

– Руди хочет в Кремниевую долину, делать карьеру в венчурных инвестициях, – сказала она таким голосом, что сразу стало ясно: на самом деле парню этого вовсе не хочется. – Нам нужны лучшие результаты на Всеиндийских выпускных экзаменах. Руди войдет в первые десять тысяч, или вы вернете нам деньги, – она выговорила это медленно, слоги один за другим отразились эхом от изысканного мрамора и деревянных панелей в духе Кхаджурахо [16 - Бывшая столица средневекового государства Чандела (IX–XIII вв. ), ныне объект Всемирного наследия ЮНЕСКО и популярная туристическая достопримечательность. Стены здешних храмов украшают эротические каменные скульптуры и рельефы. ] – так медленно, будто я кретин.

Я кивнул неспешно и учтиво. Если хочет, пусть думает, что я готов перед ней пресмыкаться.

Выражение лица у нее было соответствующее положению. Снисходительное. Примерно такое: «Мы теперь покупаем одежду в торговых центрах, а не на Палика-базаре [17 - Огромный подземный торговый комплекс в Дели. ]. Да и кто туда ходит в наши-то дни, сестричка, ну правда? Ах, вы с мужем? Ой». Но все равно было видно, на что она способна. Ее лицо рассказывало о непринужденном превосходстве верхушки среднего класса. Она была искренней в своем высокомерии. В этой стране нужно бояться лиц, которые выражают одно, хотя на деле должно быть другое. Видишь участливого и любезного инспектора полиции или услужливого чиновника, и сразу понимаешь, что влип.

Всеиндийские экзамены – вещь серьезная, их сдают сразу же по окончании школы. Есть и другие экзамены, они идут круглый год, и для юристов, и для военных, и для гребаных туалетных инспекторов, но всеиндийские – самые сливки, мой основной источник дохода. Они открывают двери в лучшие университеты, самое светлое будущее, самую легкую жизнь. У меня был весь комплекс всеиндийских экзаменов из пяти частей. Я предлагал обычные экзамены на хинди и английском, хотя их и так может сдать любой дебил. Но моя специализация – математика, экономика и финансы – экзамены, которые помогают сбежать из Индии. А вообще я сдавал любую комбинацию по требованию клиента – гуманитарные, естественные науки – без проблем, где угодно и когда угодно.

Если вы попали в тысячу лучших, ваше будущее обеспечено. Можно смело рассчитывать на особняк в Нью-Джерси, внедорожник «Шевроле» и детей-скрипачей, на чьи концерты вы все равно не будете ходить.

Портреты тех, кто попал в сотню лучших, лепили на здания школ, которые их воспитали. Учителя их выступали по ТВ, словно лично руководили успешной операцией по разделению сиамских близнецов или арабо-израильскими переговорами о мире. А потом взвинчивали цены и выпускали собственные гребаные образовательные программы.

Десятка лучших? Эти моментально становились знаменитостями.

Но нужно тщательно выбирать клиентов. Если обманут и не заплатят, весь годовой доход псу под хвост.

Эти ребята, однако, явно были слишком жадными, а значит, их можно не бояться. Опасаться нужно тех, кто заводит разговор о традициях и дхарме, называет вас «бета» [18 - Зд. : сынок (хинди). ] и несет прочее дерьмо. Вот от кого надо бежать. До сих пор с содроганием вспоминаю сына заместителя мэра. Как же на меня орали. Ужасно неприятно. Больше никаких политиков.

У меня была подробная анкета. Номер карточки социального страхования, уникальный идентификационный номер, доход, легальный и нелегальный, школьная успеваемость, лицо, которое может все это подтвердить. Я платил человеку из налоговой, чтобы он проверял данные. Все мои клиенты из среднего класса по мелочи нарушали закон. Взятки за разрешение на строительство, за то, чтобы детей приняли без экзаменов в частную школу, чиновникам – чтобы приписали детей к низшей касте (тогда можно пойти учиться по квоте) – словом, обычное мелкое жульничество, которое и сделало эту великую страну такой, какая она сейчас: так молоко с пестицидами обеспечивает детям стойкость характера и пожизненные поведенческие расстройства.

Всем известно, что возвеличило Индию. В Китае правят коммунисты, Си дада [19 - То есть «дядюшка Си». Так обратился к председателю КНР Си Цзиньпину один китайский мальчик в видеоролике. ] и его подельники, у Европы есть пьяццы и художественные галереи, у Америки – сила, сиськи и деньги. А у нас демократия. Мы спорим, не переставая. Мы несем вздор восьми тысяч разновидностей, мы оскорбляем друг друга, мы добиваемся своего. Это страна сделок. Это страна переговоров. И пусть каждый кирпич обожжен лишь наполовину, каждое здание не отделано изнутри и держится скорее не на цементе, а на вере, однако мы его строим за полцены и вполовину быстрее, чем требовалось.

Мы подписали контракт. Я забрал стопку учебников парня. И меня выставили с черного хода. Я отправился домой, готовый потратить месяц на то, чтобы зарядить мозги и, питаясь фастфудом, пробить дорогу к лучшей жизни себе и будущим поколениям Кумаров, которые будут ставить мне памятники и на молитвенных собраниях называть «покровителем нашего рода», человеком, заработавшим семейное состояние и покрывшим фамилию славой.

* * *

Вообще-то, чтобы объяснить, каким образом я превратился в растерянную, беспальцевую тушу, нужно вернуться в далекое прошлое и воскресить историю моего детства. Сколько себя помню, родители мои были бедны. Давным-давно ходили слухи (наверно, как в любой семье), что некогда мы были поэтами, или вели свой род от завоевателей-греков, или англичан, или русских – и что бедность наша – явление временное. Однако нет ничего более постоянного, чем временное.

Мы торговали чаем. Из поколения в поколение мы продавали это дивное ароматное растение, этот покоритель моголов и слуг, любому, кто…

Ну ладно, в конце концов, мы и правда стали торговать чаем, но начиналось все иначе. Отец мой строил дороги. Потом сорвал спину, ладони он сжег к чертям еще до моего рождения – скорее всего, по пьянке упал в чан с гудроном. Перчаток-то в Индии нет. Помню, как он заботливо прятал пальцы, когда подтыкал мне на ночь одеяло… Ну ладно, хорошо, он меня бил. Тыльной стороной кисти по губам – удар, прославивший Индию на весь мир. Но рука его, застывшая вывернутой клешней, с негнущимися пальцами, сведенными мышцами, блестящей от шрамов кожей, усиливала удар, который причинял мне невообразимую боль, словно отец и не рукой бил, а специальным приспособлением, которое доставал, когда ему заблагорассудится.

Прекрасное начало для жизни, полной мучений.

Матери я не знал. Она умерла в родах. Мой отец за всю жизнь не сказал о ней доброго слова. Как-то раз я чем-то его достал – то ли потерял перец, то ли у меня молоко убежало, – и он сказал: «Дурак, весь в мать. У нее были коровьи глаза и длинные ресницы. А впрочем, чему я удивляюсь». Покупатели его рассмеялись, а он так мне врезал, что его рука разболелась еще больше, и он возненавидел меня еще сильнее.