Катя едет в Сочи - Анна Матвеева

Но вот сейчас она не расстроилась, и Паша почувствовал это.

– Ты какая-то странная сегодня!

– Да я вообще странная, – отмахнулась Юля. – Беги уже, созвонимся.

Он не побежал, а пошёл довольно медленно и неохотно. Юля же домой почти летела и даже напугала своей скоростью какую-то собачку. Не терпелось найти в залежах письменного стола папку с копиями документов, так и не переродившихся из «собранных материалов» в научный труд. В той же папке, если она правильно помнит, должны лежать визитка Ясного и их совместная фотография, сделанная Пашей на фоне Дома Чекистов.

В письменном столе Вогулкиной давным-давно царили тлен и запустение. Братская могила великих начинаний. А ведь Юля ещё лет десять назад не поверила бы, что из всех специальностей, которыми она овладевала на ходу, играючи, постоянной станет самая непритязательная – гид-краевед. Ни писатель, ни историк, ни культуролог из Юли так и не получились.

Но при этом она жива, а вот Ясного сожгли сегодня утром в крематории.

Или не сожгли?

Она снова вспомнила двойника, его любопытный взгляд и поёжилась. Выбрасывала из ящиков одну стопку листов за другой, начала, разумеется, кашлять от пыли. А нужная папка лежала, конечно же, на самом дне позорного погоста.

Первым делом Юля вытащила из неё фотоснимок.

Да. Человек, представившийся братом Олега Ясного, был либо его подлинным близнецом, либо двойником, либо им самим!

2.

Двойник, как считала Вогулкина, есть за редким исключением у каждого. На портрете, написанном двести лет назад, в телевизоре, в соседнем дворе, в документе – тут уж кому как повезёт. Ну, или не повезёт.

Двойники интересовали Юлю с невинного детства. Можно даже восстановить в памяти, с какого точно дня они её начали интересовать.

1 сентября 1982 года Юля пошла в четвёртый класс новой школы – не той, что во дворе, а другой, через две дороги и сквер. Бабушка дала ей букет глупых георгинов, хотя Юля предпочла бы гладиолусы (родственное слово с «гладиатором» – Юле тогда нравились мальчишеские книжки).

На линейке всё было как обычно, а когда пошли в класс и началась перекличка, вместе с Юлей вскочила со своего места другая новенькая – кудрявая девочка-мартышка.

– Вогулкина Юля!

– Здесь! – крикнули они хором, и все, конечно, засмеялись.

Учительница сказала, что вторую Вогулкину приняли в тот же четвёртый класс «Б» по ошибке и «во избежание путаницы» её переведут в ближайшее время в параллельный. Но ближайшее время, как часто бывает, растянулось на несколько месяцев, мучительных для обеих Юль.

– Она ведь нам даже не родственница, – возмущалась Юлина бабушка, как будто родственницу было легче пережить. Мартышка оказалась пакостной девочкой, и бремя дурной славы преследовало Юлю даже после того, как тёзку перевели наконец даже не в параллельный класс, а в другую школу.

Родители отнеслись к появлению двойника дочери до обидного легкомысленно. Маме это даже показалось забавным!

– Ладно бы мы были какие-нибудь Кузнецовы, Ивановы, – смеялась мама, – но Вогулкины всё-таки не самая распространённая фамилия.

А папа снял с носа очки и сказал:

– Вполне типичная для Урала. Вогулы – старое название манси. Не хочешь, Юляша, пригласить домой свою тёзку?

Юля, слушая родителей, мечтала стать сразу Ивановой и Кузнецовой, лишь бы не натыкаться на кудрявую нахалку, присвоившую себе не только её фамилию, но даже имя. Звать домой – да ни за что в жизни! Первая Вогулкина была довольно одинокой девочкой, трепетно оберегающей свой мир от чужих посягательств. Да, о двойниках она впервые задумалась именно тогда – и безо всякой симпатии, потому что испытала на себе, как посторонний, неприятный человек претендует на часть твоей неповторимой личности.

Исчезнув из реальной жизни, вторая Вогулкина долго возвращалась к первой в тревожных снах и мерещилась на троллейбусных остановках.

Примерно в то же время папа достал где-то по случаю «Сказки» Гофмана, и Юля прочитала за один вечер «Песочного человека», а потом стащила с полки взрослого стеллажа «Эликсиры сатаны». Читать было страшно, не читать – невозможно!

Как выяснилось позднее, мировая литература была нашпигована двойниками – от безобидных «Принца и нищего» и «Виконта де Бражелона» до жуткого «Доктора Джекила и мистера Хайда» и так далее, с первой по шестую полку стеллажа. Весь цвет изящной словесности – от Шекспира до Гоголя, от Шамиссо до Эдгара По, от Достоевского до Белого, от Набокова до Газданова и Шварца, от Кортасара до Борхеса – только и делал, что препарировал тему доппельгангеров, и почти всегда появление двойника было для героя дурным знаком. Неважно, касалось сходство внешности, имени или другой рифмы судьбы.

В семнадцать лет, студенткой, Юля влюбилась в немолодого уже музыканта, репетировавшего с группой в цокольном этаже университета. Музыкант о её чувствах, к счастью, не знал, да и вряд ли заинтересовался бы круглолицей девочкой в немодной юбке и очках. Юля караулила его на выходе из университета, смотрела, как он прикуривает сигарету и с одобрением глядит в вечернее небо. Спустя год ей стал постоянно встречаться в троллейбусе почти точный двойник музыканта – он лишь ростом был ниже, и Юля перенесла свои чувства на него, потому что из цокольного этажа группу к тому времени выперли. Потом троллейбусный доппельгангер тоже куда-то сгинул, и Вогулкина сосредоточилась на учёбе. Вдруг захотелось стать сразу всем: культурологом, искусствоведом, социологом, писателем! В моду вошло презираемое ранее краеведение.

Однокурсник Паша Зязев проводил первые экскурсии по Екатеринбургу – бесплатные, по велению сердца. Предлагал любоваться ленточными окнами и округлыми, женственными фасадами конструктивистских домов, рассказывал о судьбах архитекторов, совал экскурсантам под нос фотокопии старых газетных статей. Юля побывала на одной такой экскурсии – и влюбилась в конструктивизм, а следом и в Пашу. В таком порядке. Паша привлекал её многим, и не последним здесь стало то, что у Зязева двойника не было. Ни на старых портретах, ни в троллейбусах, ни среди голливудских артистов не имелось никого хотя бы отдалённо напоминавшего Пашу.

К третьему курсу Зязев написал несколько бойких газетных текстов о выдающихся зданиях города – гостинице «Исеть», Белой башне, Институте охраны материнства и младенчества. Подбирался ко Второму Дому советов, который в народе окрестили Домом Чекистов, – и неожиданно пригласил в соавторы статьи Вогулкину.