Черная книга - Роберт Говард

Никогда, ни в самые страшные моменты после контузии, ни во время зависимости от гашиша, не испытывал я подобного. Я весь горел, меня сжигали тысячи адских костров, и одновременно я испытывал холодное прикосновение льда – нет, это было холоднее любого льда! В сто раз холоднее. Я проваливался в бездны нечеловеческих страданий и поднимался на высочайшие утесы мук; миллионы воющих дьяволов с криками окружали меня и наносили удары. Косточка за косточкой, вена за веной, клетка за клеткой, мое тело как будто распадалось и витало среди кровавых атомов где-то за пределами атмосферы – и каждая отдельная клетка была единой цельной системой мятущихся, кричащих нервов. И они собирались в далеких пустотах и вновь соединялись, чтобы претерпеть еще худшие пытки.

В багровом тумане я слышал собственный голос; я кричал, повторяя единственную монотонную ноту. А затем мои выпученные от боли глаза увидели золотой бокал, я схватил его жадной, неуклюжей, точно клешня, рукой, и он вплыл в пределы моего зрения – бокал, наполненный янтарной жидкостью.

Со звериным криком я вцепился в него обеими руками, смутно сознавая, что металлическая ножка гнется под нажимом моим пальцев, и поднес к губам. Я осушил его в несколько стремительных глотков, залив себе всю грудь.

И ВОТ ОН, Сидящий-за-Ширмой, с брезгливой и высокомерной ухмылкой смотрел на меня, а я, совершенно обессиленный, ловя ртом воздух, опустился на кушетку. Он взял кубок и внимательно рассмотрел изуродованную моими пальцами золотую ножку.

– Сверхчеловеческая сила, – заключил он совершенно бесстрастно. – Сомневаюсь, что сам Хассим на такое способен. Значит, теперь ты готов выполнить мое поручение?

Будучи не в состоянии сказать ни слова, я кивнул.

Дьявольская энергия эликсира уже струилась по моим венам, возвращая ушедшую было из меня силу.

Интересно, подумал я, долго ли живет человек, которого, как меня, постоянно подогревают и искусственно перестраивают?

– Тебе дадут маскировочный костюм, и ты отправишься в поместье Френтона один. Никто не подозревает злого умысла против сэра Холдреда, и тебе будет относительно легко проникнуть в его дом. Костюм совершенно уникальный, ты его не надевай, пока не окажешься у самого имения. Затем проберешься в комнату сэра Холдреда и убьешь его. Сломаешь ему шею голыми руками, что крайне существенно…

Сидящий-за-Ширмой нудно бубнил, небрежно, как само собою разумеющееся, отдавая жуткие приказания. У меня на лбу выступил холодный пот.

– После этого уйдешь из поместья, но позаботься оставить побольше отпечатков пальцев. Поблизости, в безопасном месте, тебя будет ждать автомобиль. Вернувшись сюда, ты первым делом снимешь костюм. Если вдруг возникнут осложнения, у меня найдутся люди, которые поклянутся, что ты всю ночь провел в Храме Грез и ни разу не покидал его. Но смотри, чтобы тебя не заметили. Ступай же, будь осторожен и сделай дело, а иначе, тебе известно, что будет!

Я не вернулся в зал для курения опиума, вместо этого меня повели извилистыми коридорами, увешанными тяжелыми коврами, в комнатку, где стояла только восточная кушетка. Хассим дал мне понять, что я должен оставаться там до позднего вечера, и ушел. Дверь он затворил, но я не пытался проверить, заперта ли она. Сидящий-за-Ширмой сковал меня куда более прочными кандалами, чем какие-то замки или засовы.

Сидя на кушетке в этой причудливой комнатке, которая оказалась бы уместной в женской половине индийского дома, я обдумывал факты, как они мне представлялись, и мысленно разыгрывал сражение. Во мне еще осталось кое-что от мужчины – больше, чем догадывался этот дьявол; а к ним добавлялись безысходное отчаяние и безнадежность. Я упорно искал выход из поистине тупиковой ситуации.

Внезапно дверь тихо отворилась. Интуиция подсказала мне, кого следует ожидать, и я не разочаровался. Передо мной блистательным видением стояла Зулейка, и это видение дразнило меня, усугубляя отчаяние, и вместе с тем вызывало беспричинную радость.

Она принесла поднос с ужином. Поставила его рядом со мной, потом села на кушетку, и громадные глаза посмотрели мне прямо в лицо. Она казалась цветком в змеином логове, и ее прекрасный взгляд проникал в самую глубину моего сердца.

– Стивен!

Я весь затрепетал, ведь она впервые произнесла мое имя.

В глазах внезапно блеснули слезы, она положила маленькую ладонь на мою. Я схватил эту руку грубыми пальцами.

– Ты получил задание, которого боишься, оно ненавистно тебе? – неуверенно прошептала она.

– Да. – Я чуть не засмеялся в ответ. – Но я их все-таки надую! Зулейка, скажи, что все это значит?

Она испуганно огляделась.

– Всего я не знаю, – робко произнесла девушка. – Ты попал в эту беду исключительно по моей вине, но я… я надеялась, Стивен, я много месяцев наблюдала за тобой, всякий раз, когда ты приходил к Юн Шату. Ты меня не замечал, но я-то тебя сразу приметила, и я видела в тебе… нет, не сломленного, отупевшего наркомана, хоть ты и носил грязные лохмотья; нет, я угадала в тебе израненную душу. И я тебя жалела от всего сердца. А потом, в тот день, когда Хассим с тобой так скверно обошелся…

Опять потекли слезы.

– Я не могла этого вынести, я понимала, как ты страдаешь без гашиша. Вот и заплатила Юн Шату, а после пошла к Хозяину. Я… я… О, ты имеешь право меня ненавидеть! – всхлипнула она.

– Нет, нет, никогда!

– Я внушила ему, что ты можешь пригодиться, и умолила распорядиться, чтоб Юн Шату давал тебе гашиш. Хозяин уже и сам заметил тебя, ведь он на все смотрит, как собственник, весь мир для него – только невольничий рынок. Вот он и приказал Юн Шату оделять тебя наркотиком, а теперь… ах, уж лучше бы ты оставался там, где был раньше, друг мой!

– Нет! Нет! – воскликнул я. – Зато я испытал исцеление, пусть оно и было поддельным. Я стал для тебя мужчиной, а это стоит всего остального!

Должно быть, в моем взгляде отразилось все, что я чувствовал к ней, потому что она опустила глаза и покраснела. Не спрашивайте меня, как приходит к человеку любовь, но я полюбил эту таинственную восточную девушку в ту минуту, когда впервые ее увидел. Интуиция подсказывала, что она отвечает на мои чувства. Когда я это осознал, избранный мною путь сделался еще более мрачным и гибельным; но поскольку истинная любовь призвана сделать мужчину сильнее, я решился окончательно.