Сибирский папа - Наталия Терентьева

– Не переживайте, – говорила я по-английски, радуясь, что у меня хватает запаса слов, и я умею их связывать в понятные людям предложения. – Всех иностранцев быстро выпустят и еще извинятся перед вами. Наших – не знаю.

– Нам надо очень спокойно быть! – поддержала меня по-русски Байхэ, поправляя растрепанные волосы. – Не волнуйтесь!

Очень скоро к нам подошел полицейский и позвал… меня. Я думала, что со мной хотят поговорить как с самой разумной – такой я себя ощущала в тот момент, потому что мне удалось несколько успокоить моих товарищей. В углу нашей камеры, кстати, лежали две местные проститутки, пьяные, плохо соображающие, но крайне заинтересовавшиеся иностранцами. Одна из них всё лезла к швейцарцу, довольно заурядному на вид, но, думаю, хорошему и умному парню. Человек летел в Москву, а из Москвы – сюда, за тридевять земель, в Сибирь, чтобы поговорить о том, как нам всем вместе спасти планету – от мусора и от неразумных людей, которые живут одним днем.

Вторая на карачках подползла поближе и стала задираться к китайцу, невысокому, ладненькому, и он вместе с тремя девушками из их делегации смотрели на нее, как на говорящее животное, и смеялись. Байхэ разводила руками, смущенно улыбаясь, и было неясно, стыдно ей или тоже смешно и от этого стыдно. Понятно, что проституток в Китае тоже хватает, в императорском Китае проституция была официальной частью социальной жизни, но иностранцы ведь всегда кажутся смешнее, чем свои, даже маргинальные личности.

Профессор экономической географии, который рассказывал нам об особенностях национальных экономик и социальных структур, связанных и с историей, и со своеобразием местности, говорил, что мы не должны забывать при общении с китайцами, что мы для них прежде всего… варвары. А потом уже симпатичные собеседники, милые девушки, умные парни и так далее. Если он и преувеличивал, суть от этого не меняется. Ведь мы тоже с трудом преодолеваем барьер «они» – «мы». На Запад смотрим снизу вверх, на Восток – свысока. Даже проститутки в камере провинциальной полиции.

Из камеры меня все провожали, поднимали кулаки, говорили вслед: «Держись». А полицейский вывел меня из коридора, протянул мне мою сумку, мокрую, грязную, с оборванным ремешком (как мне удалось ее схватить с земли в последнюю минуту? ), отдельно – телефон с треснувшим стеклом и грязный паспорт – на первой странице четко отпечаталась чья-то нога.

– Всё ваше? – небрежно, но не хамски спросил полицейский.

– Да, – удивилась я.

Как оперативно… Как они нашли в куче вещей именно мою сумку? Пересматривали документы? И оставили отметку в паспорте «Сидела в кутузке вместе с другими бузотерами», наступив рифлёной подошвой ботинка. Я углядела среди груды курток, кепок, платков и сумок розовую сумку Байхэ и очень обрадовалась не меньше, чем своей сумке.

– Маша…

Я обернулась. В дверях стоял отец, то есть Сергеев. В полицейском отделении он выглядел как-то по-другому. Я не успела понять, что изменилось. Но несколько часов назад в ресторане это был приятный, уверенный в себе человек и… всё. А сейчас передо мной стоял жесткий, властный хозяин. И капитан, совершенно неискренне улыбаясь, сказал ему:

– Извините, Анатолий Сергеевич, зря она полезла…

– Всё уже! – отмахнулся отец и обнял меня за плечо, как раз за то, которое болело. Я поморщилась и отодвинула его руку.

– Что?

– Больно.

Он прищурился и посмотрел на капитана. Тот развел руками:

– Мы их не трогали, сами драку затеяли. Арабы эти всё. Китайцы. Косоглазые! Что им у нас здесь надо?

– Слушай… – Отец выразительно коснулся виска. – Лучше сейчас всех скопом выпустить, как будто ничего не было. И извиниться за ошибку.

– Я-то что? – вздохнул капитан. – Не было такого приказа.

– А кто вообще приказал всех забрать?

Тот пожал плечами, показал глазами наверх. Где, интересно, верх у этого капитана? Две копейки получает, столько грязи и ужаса видит, столько лжи и несправедливости, каждый день…

Машина отца стояла прямо во дворе отделения, то есть его пустили сюда. Он ее помыл за то время, пока у нас была конференция и последующие неприятности, и она сверкала сейчас нежно-шоколадными боками и огромной тяжеловатой мордой. Изящный танк, похожий на самого хозяина, на моего, биологического, отца. Да, так будет правильно.

– Ты имеешь отношение к полиции? – спросила я.

– Косвенное, – усмехнулся отец. – Только в том смысле, что без полиции иногда никак. Приходится иметь к ней какое-то отношение.

– Ясно.

– Не думаю, что тебе что-то ясно.

– Почему? – нахмурилась я.

– Не так выглядишь. Рука болит?

– Не сильно.

– Хорошо, садись в машину, разберемся.

– А остальные?

– Их скоро выпустят.

– Я не могу так уйти. – Я остановилась около машины.

– Не глупи.

– Я не могу уехать, – повторила я. – У меня там друзья. Я не знаю, как с ними поступят.

– Давай так. – Отец мягко, но твердо взял меня под руку, ту, которая не болела. – С ними поступят очень хорошо. А ты сейчас не будешь осложнять ситуацию. Видишь вон там люди? Это телевидение, они снимают нас из машины. Намечается приличный скандал. А он никому не нужен.

– Ты работаешь в администрации города? – спросила я.

– Я просто работаю в этом городе, Машенька. И живу здесь, – улыбнулся отец. – Всех выпустят, по одному, не переживай. Перед кем надо, извинятся. Вон, смотри, еще двух девушек выпустили.