Охотничий билет без права охоты - Мария Мусина

Лысые, меланхолично пережевывая жвачку, посмотрели на меня. И я с трудом разыскала одно отличие между ними: у одного на лысом черепе выросли толстенькие уши в форме пельменей, на другом черепе ушки были остренькие. Да, прически у них такие же, как у Василия. Видимо, стригутся у одного и того же парикмахера. Но все же Василий выгодно отличался более осмысленным взглядом.

– В натуре, что случилось? – спросил тот, чьи ушки были как пельмешки.

Его тонкая, прозрачно-сероватая кожа свидетельствовала о неспокойном и нездоровом образе жизни, а выражение глаз не вызывали сомнения в повышенной злобности их обладателя. Вопрос, разумеется, был задан единственно от любопытства, однако он так растрогал меня, что я доверчиво провозгласила:

– Случилось страшное, – и для пущей убедительности, словно тельняшку на груди, распахнула полы пиджака. – Просто у меня больше ничего не осталось на этом свете. Стоит ли жить?

И горько разрыдалась, брызнув слезами на тонкий кашемир костюма своего собеседника.

Все это отчего-то показалось человеку со злобными глазками крайне забавным.

– Чем я могу помочь такой хорошенькой женщине? – сказал он, обнажая мелкие зубки пираньи.

– Хорошенькой? – переспросила озадаченно я.

– Угу… Разрешите представиться: Геннадий, – бархатно проговорил он.

– Ольга. Очень приятно. – Вот так-то! «Хорошенькой». Может быть, не все еще потеряно? Если я могу нравиться другим мужчинам, могу понравиться и собственному мужу. Изменщику!

– В долг, правда, дать не могу, – уточнил Геннадий, – давать в долг игроку – плохая примета.

Я зачерпнула фишек из кармана и продемонстрировала их.

– Ах, вы тоже о деньгах, – разочаровалась я, – я же имею в виду совершенно нематериальные ценности, да, да, вовсе не о них идет речь.

– Не о них? – вскинул светлые волоски бровок Геннадий.

Все вокруг стали чудовищно буржуазны, к этому я уже привыкла. Но не смирилась!

– Женщина, – продолжал Геннадий, – должна думать о красивых вещах, о вкусной еде, об удовольствиях…

– Какая еда? ! – с негодованием вскричала я, – Я на диете! А страдаю я здесь из-за того, что мой муж охладел ко мне, – я сочла нужным все же объясниться.

– Фи, муж, какая пошлость! Женщина такая аппетитная как вы – должна легко и красиво кружить по жизни, меняя мужчин, как перчатки. Берегите себя! Какие могут быть диеты! ? Только такая женщина достойна звания королевы. А вы: муж, муж. Бе-е.

– Но что же делать, если он все же есть?

– Забудьте о нем. Вокруг так много мужчин, могущих подарить вам минуты наслаждения, – заметил Геннадий и пододвинулся ближе.

– Но нынче настоящего мужчину не так-то легко найти!

– Конечно. Но они есть! – заверил Геннадий и часто-часто задышал мне в ухо.

«Он имеет в виду себя! » – с ужасом догадалась, наконец, я. И мстительно заметила:

– Вот уж и повезло вашей жене!

Геннадий сделал в пространстве некий небрежный неопределенный жест, который, вероятно, должен был обозначать как бы виртуальное наличие жены, но в то же время как бы и ее полное виртуальное отсутствие.

– А вот если бы она ушла на ночь глядя из дома, вы бы не стали ее ревновать?

– Она бы не посмела так поступить со мной!

– А если? !

– Нет, никогда! !!

– И все-таки!

– Я пристрелил бы ее, как собаку!

– Счастливая женщина! Она любима! А вот мой муж…

Я вытащила из кармана платок и безутешно уткнулась в него.

– Впрочем, – сказала я, громко сморкаясь, уже слегка успокоенная (как все же иногда бывает полезно поделиться с ближним своей бедой! ), – что мы, обманутые в лучших своих чувствах, собственно, можем предпринять в таких условиях? В таких условиях мы можем только молча страдать, пытаясь становиться все лучше и лучше, все совершеннее и совершеннее, – Я все же всхлипнула напоследок еще разок, от жалости к собственным недостаткам, которые предстояло изуверски изничтожить. – И, может быть, тогда мы сможем вернуть любовь…

– Разрешите представить, – Геннадий указал на своего лысого приятеля, угрюмо сидевшего рядом, – это мой друг Цинк.

– Очень приято, – соврала я.

– А это Ольга, – любезно заметил Геннадий.

Цинк мрачно кивнул головой и превратил в один глоток стакан виски. Бармен тут же услужливо пополнил емкость.

– О чем базар? – светски поинтересовался Цинк.

– О жизни, – ответила я.

– О превратностях любви, – уточнил Геннадий.

– Не волнует, – сжато изложил свою позицию его товарищ.

– Почему? – удивилась я.

– А потому, – сказал Цинк и опрокинул в себя второй стакан виски.

– Не хотите ли вы сказать, – воскликнула я, – что любовь не стоит того, чтобы о ней говорили? !

Цинк поднял на меня мутный взгляд, который я выдержала с трудом.

– Хочу, – краткости его ответов позавидовал бы Чехов.

– Но вы лукавите! – не сдавалась я. – Не может быть, чтобы вы не нуждались в тепле и ласке. В тепле, ласке и внимании нуждается каждое живое существо. И я никогда не поверю, что вы – исключение!

– Твои проблемы.

– Вы, наверное, просто шутите…

– Нет.

– Хо-хо, Цинк, не перечь даме, – счел нужным разрядить обстановку Геннадий.

– Засунь свои советы себе в жопу, – угрюмо процедил Цинк.

Да, Антон Павлович однозначно отдохнул бы со своей лапидарностью.

– Иди туда сам, – обиделся Геннадий.

Хмурый Цинк стукнул своим массивным кулаком по стойке бара, снова влил в себя виски и свирепо уставился в одну точку.

– Ну, хорошо, – покладисто сказала я, – сколько людей, столько и мнений. А вот мой знакомый Василий Сугроб говорит…

– Всем оставаться на местах. Руки из карманов!

Толпа людей в камуфляже, в черных шапочках с прорезями и с автоматами наперевес дружно ввалилась в зал.

Лысые послушно подняли руки вверх. Я – тоже.

– Господа! Всем – на пол. Лицом – вниз, руки за голову, господа. Дамы лицом к стене, руки в гору! !! Сохраняйте спокойствие! Обычная проверка документов, господа…