Охотничий билет без права охоты - Мария Мусина

– Вот и нечего, – шляпа не совсем аккуратно опустил критикана на землю и отодвинулся брезгливо, – а то локти, ты ж понимаешь, ему вывернуты. Да моя Буби – королева красоты, не то что там локти!

Он обвел присутствующих тяжелым, недобрым взглядом. Задержался на мне, поманил пальцем:

– А ты пойди сюда. Ты почему так хорошо в собаках разбираешься, а? Кинолог что ли? Конечно, специалист, – убежденно рявкнул шляпа, и толпа сочла благоразумным рассредоточиться – подальше от греха, – не то, что некоторые, кто ни хрена в собаках не петрят. Душил бы таких!

Я невнятно пролепетала что-то типа «не стоит, не стоит», однако подошла ближе к пышущему негодованием хозяину милейшей Буби.

– Василий, – сказал он и протянул руку.

– Ольга, – я ощутила крепкое рукопожатие и вежливо добавила: – очень приятно.

– Вы на машине? Тогда я вас довезу. А то тут те еще фраера, не знаешь, что от них ждать. Это ж надо, так мою Буби обидеть, – все никак не мог успокоиться Василий. – Бу! Невинное создание!

Под такие причитания мы удалились уже на довольно почтенное расстояние от вольера с искусственной норой, когда Василий вдруг хватился:

– Кстати, где она, Буби-то?

Волоча на поводке Матильду, мы потрусили обратно. К счастью, Буби была цела и невредима, просто засмотрелась на очередную расправу над дежурной лисой.

– Буби, – ласково пожурил ее Василий, – кругом одни враги, а ты расслабляешься. Разве можно?

Он сгреб собаку в охапку и выпустил уже возле громадного джипа цвета темно-зеленый металлик. Облик машины был так же грозен, как наружность танка. Представительский этот вид совсем не монтировался с зачуханностью пролетарской телогрейки, и я высоко оценила независимость своего нового знакомого от мелкобуржуазной страстишки к одежде из дорогих бутиков. Впрочем, черная широкополая шляпа из тонкого фетра была, по всей видимости, как раз оттуда. Но, в конце концов, надо же человеку где-то покупать шляпы!

Бу и Матильду запустили на заднее сиденье, они тут же залезли каждая в свою сумку и задрыхли, измученные своими охотничьими приключениями.

Внутри машина Василия была похожа на космический корабль: на приборном щитке мигали разноцветные лампочки, немыслимое количество кнопок, свидетельствовало о том, что все это контролируется компьютером, поскольку человеческий разум не в состоянии удерживать в памяти такое многообразие функций. Коробка передач была автоматической, и я подумала, что это явный недосмотр, поскольку, судя по всему, Василий был не из тех людей, которые могут смириться с отсутствием возможности форсировать события.

Усевшись за руль, Василий небрежно кинул шляпу на заднее сидение, обнажив округлый лысый череп, обернулся и недвусмысленно потряс могучим кулачищем, видимо, в адрес воображаемого противника.

– Стоит ли, все же, так переживать? – осторожно поинтересовалась я.

– Да, ты права. И из-за кого переживать? Они собаку-то от кошки сроду не отличат. Они и на охоте-то настоящей никогда не были. А туда же – оценки раздавать. А те, у кого такс нет, – вообще с ними невозможно дело иметь. Привяжутся вечно: «А у вашей собачки волосы не растут? Да, и талия низковата…» Тьфу. Дураки. Им бы только с пуделями дело иметь. А ты – молодец. Мало того, что ты в собаках досконально разбираешься, ты еще и за меня заступилась. А за меня вообще-то мало кто когда заступался. Да вообще-то никогда никто не заступался. Вроде как я сам могу за себя постоять, всегда считалось. Но иногда приятно, что за тебя кто-то заступается. Да. Прямо скажу: клево. А ты кто вообще, по жизни?

Даже после долгого раздумья я не смогла бы ответить на этот философский вопрос. А потому скромно предположила:

– Я, наверное, все-таки по жизни пионерка. Наивная, добрая. И доверчивая. Потому что опыт жизни ограничен, а идеалы – идеальные.

– А что? Похожа. Вполне, – одобрительно окинул меня взглядом Василий, – даже очень. А я тогда, наверное, по жизни – пес. Одинокий, бродячий пес, который предан тому, кого любит, но никогда не променяет свою свободу на миску похлебки, никогда не будет пресмыкаться. Да. И который рвет обидчиков в клочья! Сражается до последней капли крови! И всегда справедлив.

Я пристально взглянула на Василия: налысо бритый череп выглядел свирепо, спокойствие и уверенность, с которыми Василий управлял своим вездеходом, изобличали в нем многоопытность, прямой, открытый взгляд говорил о том, что у его обладателя чистая совесть. Из всего этого стройного видеоряда выбивалась одна только драная телогрейка.

– Вы, наверное, очень суеверны, – предположила я.

– Откуда знаешь? – хмыкнул Василий.

– Телогрейку-то, наверное, еще с первой удачной охоты носите.

– Да ты, слушай, не только в собаках сечешь, ты еще и психолог, в натуре! Ты замужем? Ну да, все умные бабы замужем, это конечно. Муж не обижает? А то я ему башку-то скособочу, ты только скажи! Я тоже за тебя буду заступаться, если что. Ты когда в следующий раз на притравку поедешь? Можем состыковаться… Ты где живешь? О! А я там часто бываю, в казино хожу. Грешу: рулетка – страсть моя.

– Их, вроде, запретили, казино-то…

– Олечка, – снисходительно глянул на меня Василий, – в нашей стране ничего нельзя запретить. Вот посмотри на меня. Что мне можно запретить?

– Ну да, – сказала я, – и собака у вас очень натренированная.

– О, Бу – это великая охотница. У нее есть даже диплом по барсуку!

– О! !! По барсуку! – с почтительный придыханием произнесла я.

Диплом по барсуку считался высшим достижением таксы. Лиса, хоть и хитра, но пасть у нее малюсенькая – покусает разве что. А вот барсуки бошки-то таксам откусывали, и не раз. Среди таксятников даже ходили страшные истории о том, что по весне, к началу охотничьего сезона по городу ездят специальные похитители такс. Охотнику-то, дескать, свою таксу жалко в нору пускать, вдруг там барсук, а не лиса, ведь никогда неизвестно, кто именно. Так вот они, охотники эти злобные, пускает вперед чужих, ворованных собак. Скорее всего, страшные эти истории про похищения были сказками. Однако считалось: если такса побеждает барсука – она достигает совершенства.

– Да, – гордо подтвердил Василий, – по барсуку!