Последняя гостья - Меган Миранда

– Не знаю, – ответила я, вновь вглядываясь в сторону пустого полутемного коридора. – Сейчас пойду выяснять.

* * *

Доналдсоны снимали «Голубую мухоловку» – место проведения прошлогодней вечеринки «плюс одна». Я не раз бывала там с тех пор, но никогда не задерживалась надолго. Когда дом пустовал, я старалась, чтобы мои обходы были быстрыми и эффективными. Иначе напоминаний оказалось бы слишком много.

Этот дом не был местом гибели Сэди, поэтому полиция вскоре перестала наведываться туда. Однако ему предстояло навсегда остаться местом, где я в последний раз представляла ее себе живой. Где ждала ее финального сообщения, последних слов, которые она собиралась сказать мне:

«Никто не понимает».

«Мне будет тебя не хватать».

«Прости меня».

Я так никогда и не узнаю, что именно она хотела написать. Полиция пыталась разыскать ее телефон, но GPS был отключен на нем еще до нашего знакомства – пережиток подростковых подозрений Сэди, что родители отслеживают каждый ее шаг. Полицейские обнаружили только, что телефон отключен и, скорее всего, упал в море, когда она прыгнула со скалы.

Тропа от мини-отеля до домов на высоком берегу петляла между деревьями и проходила мимо «Голубой мухоловки». Так же легко я могла бы добраться до дома на машине, только сделать небольшой крюк до следующего съезда, но мне не хотелось, чтобы кто-нибудь услышал шум и заметил, что я приближаюсь, не хотелось, чтобы мою машину увидели и задались вопросом, что происходит.

Я шагала по той же тропе, по которой бежала почти год назад вслед за Паркером и Лус. Мчалась навстречу тому, что нам было не под силу остановить. Теперь, по прошествии времени, я понимала, что Паркеру не следовало садиться за руль. Как и никому из нас. Ночь имела размытые очертания – вечеринки часто действовали на меня таким образом. Обрывки и отголоски возвращались ко мне неожиданными вспышками во время допросов, трансформировались в неуклюжую хронологическую последовательность того, что я сказала, сделала, видела или слышала.

Стоя на передней веранде, я почти чувствовала по другую сторону двери людей – их возбуждение, смех – еще до того, как все переменилось.

Доналдсоны выполнили условия договора, оставив ключ от дома в конверте, а конверт – в почтовом ящике возле входной двери. Да, не самый безопасный способ, но одна из условностей спектакля. Часть истории этих мест, которую мы преподносили приезжим. В Литтлпорте насчитывалось множество очевидных опасностей, несмотря на то что мы уверяли туристов в обратном. Здесь совершенно безопасно, объясняли мы им и, строго говоря, не обманывали – если судить по статистике преступности.

Но других опасностей это не отменяло. Машину в темноте, горный серпантин. Ледяную дорожку на тротуаре. Край утеса, бурное течение, острые камни.

Горы и воду, зимний холод, летнюю беспечность.

Чудом предотвращенные трагедии, не получившие огласки: такие как ушедшие в поход и пропавшие туристы (нашлись спустя два дня), женщина, упавшая в ущелье (она ухитрилась вызвать помощь, но лишь потому, что при ней был телефон), недооценившие течение и запаниковавшие гребцы на каяках, которых ловцам омаров приходилось вылавливать одного за другим на протяжении всего сезона.

И немало других случаев, но мы делали вид, что их не было.

Когда я вошла в дом, в нем все еще витали запахи завтрака. Арендаторы оставили посуду замоченной в раковине, будто собирались загрузить посудомойку до прихода уборщиков.

Поначалу я не заметила никаких следов чужого пребывания, как и говорил детектив Коллинз. Неровно стоящие стулья в гостиной оставили скорее всего Доналдсоны. Как и грязные отпечатки пальцев на поверхностях и загнутый угол ковра в гостиной.

Но потом взгляд стал цепляться за мелкие подробности: перевернутую вверх ногами подушку на диване, будто кто-то убирал подушки с него, а потом вернул на прежнее место, но не так, как было. Ножки обеденного стола в столовой уже не совпадали с вмятинами на ковровой дорожке под ним. Вряд ли у Доналдсонов имелись причины переставлять мебель.

Я сделала круг по всему дому – проводила пальцами по подоконникам, дверным косякам, проверяла замки. Все они казались надежными. Я остановилась у второго окна, обращенного назад, за дом, – более светлого и блестящего, чем все остальные. Его заменили после той вечеринки «плюс одна», так как по стеклу разбежалась паутина трещин. Одно из последствий вечеринки, свидетельство того, как рискованно созывать пестрое сборище к себе домой.

Я сама заказывала окно на замену. И теперь провела пальцами по раме – чуть более тонкой, с блестящим замком. Он был заперт. Но не такой модели, как на других окнах, а новее, с язычком настолько тонким, что вряд ли он держался как следует. При попытке поднять раму она легко заскользила вверх, несмотря на замок. Я чертыхнулась. По крайней мере, теперь не придется тревожиться о том, что у кого-то есть ключ.

Для начала требовалось убедиться, что вся наша собственность цела; дома, сдающиеся в аренду, ценными вещами мы не украшали, но лучше было все-таки наскоро все проверить. Судя по перевернутым подушкам, тот, кто побывал здесь, искал какие-то спрятанные ценности. В съемном жилье, где не было сейфа, арендаторы обычно прятали ноутбуки между матрасом и пружинной сеткой кроватей. А драгоценности закапывали под одежду и белье, на самое дно ящиков комода.

Дверь в большую спальню в самом конце коридора осталась закрытой, но я рассудила, что именно там могло быть что-то спрятано и туда же неизвестный явился на поиски.

Едва открыв дверь, я уловила запах морской соли и лаванды. На белом деревянном комоде была оставлена зажженная свеча. Забытая Доналдсонами при выселении. Напрямую правилами это не запрещалось, но находка заставила меня задуматься, стоит ли вообще держать в доме свечи. Я задула пламя, витая струйка черного дыма поднялась в воздух, отразившись в зеркале, и рассеялась.

В ящиках комода не осталось никакой одежды, в ванной на полках не обнаружилось никаких забытых мелочей. Двуспальная кровать осталась незаправленной, на нее только накинули белое стеганое одеяло, не расправив его. Я открыла сундук в изножье кровати, где мы хранили одеяла, и запах оттуда, затхлый и землистый, напомнил мне чердак бабушкиного дома. По верхнему одеялу шмыгнул паук, я отскочила, по рукам побежали мурашки. Вероятно, эти одеяла весь сезон пролежали здесь нетронутыми. Их требовалось перестирать, а сам сундук – почистить пылесосом и протереть мебельной полиролью; на следующей неделе ожидался приезд еще одной, последней в этом сезоне семьи.

Я выгребла стопку тонких и стеганых одеял, боязливо затаив дыхание, и вдруг что-то привлекло мое внимание в дальнем углу сундука.

Это был телефон. Поначалу я предположила, что его забыли Доналдсоны – потому что спрятали здесь, как сделала бы и я. Но в верхнем левом углу экрана виднелась трещина, телефон казался давным-давно разрядившимся, вероятно, потерянным и забытым какой-нибудь из семей, отдыхавших здесь ранее в этом же сезоне. Я уже собиралась сунуть его в карман, как вдруг заметила красный мазок в углу простого черного корпуса. И сразу поняла, что это лак для ногтей. Телефон был испачкан им в самом начале прошлого лета, когда она набирала сообщения, не дождавшись, пока высохнут ногти.